Анжелика в Квебеке
Шрифт:
Здоровой рукой он налил вина.
— Забудьте ваши тревоги, выпьем за этого ангела-губителя… К чему мне все преступления, если дни мои пусты и бессмысленны… Если я не прощу ничего другого, как видеть ее иногда и радоваться этому.
Он залпом выпил свой бокал.
— На что я надеялся? Она никогда не будет моей. Я должен был понять это раньше. Мне остаются лишь воспоминания.
Напиток уже подействовал на него.
— Эта атака ирокезов как нельзя кстати, и я выполню ваши требования. Если меня спросят, куда пошли посетители из моего дома, я отвечу, что они утром отправились
Мысль о том, что Сент-Эдм и барон Бессар в плену у ирокезов привязаны к столбу пыток, вызвала у герцога новый прилив хохота.
— Поверьте мне, граф, я буду скучать об этой дикой стране и об этой женщине.
До сих пор не было никаких вестей от жителей острова Орлеан и детей из монастыря Святого Иохима.
Анжелика решила наведаться туда. В порту она обнаружила снаряженную лодку, готовую поднять паруса. Старый Топен вместе со своими сыновьями отправлялся на остров, чтобы помочь тем, кто уцелел после нашествия ирокезов. Все были вооружены, кроме того, с ними плыли несколько солдат. Больше в порту никого не было. Истерзанный город наконец заснул.
Анжелика взяла с собой свою сумку с лекарствами, белье для перевязок и мази для ран и ожогов…
Странный предмет привлек ее внимание. Это был алтарь, забытый на берегу накануне, теперь в лучах утреннего солнца он золотился всеми своими гранями.
Его оставил здесь Элуа Маколле, когда разгадал знаки, посылаемые с острова.
Жанин Гонфарель видела, как он и еще несколько отчаянных парней, вооружившись ружьями, сели в лодку и отплыли к острову.
Видели ли они, как захватили в плен самую большую лодку, первой прибывшую на остров? Были ли они свидетелями жестокой бойни? А может, они разделили судьбу пассажиров этой лодки? Ветер раздувал паруса, и шлюпка Топена быстро добралась до острова Орлеан, но не решилась причалить. Окрестности казались пустынными. Анжелика посмотрела в сторону, где стояло имение Гильометы, и с огромным облегчением увидела слабый дымок, поднимавшийся над деревьями.
— Кто-то идет! — воскликнул один из моряков. Это был Элуа Маколле.
Было время прилива, и они подплыли поближе, чтобы обменяться самыми важными новостями.
Больше всего пострадал южный берег. Маколле на своей лодке приблизился к индейцам, распевая песни мира. Ему повезло, его узнал один из капитанов, это позволило ему вести переговоры и просить за жизни тех, кто укрылся на холмах острова.
Затем индейцы получили приказ отходить и быстро сели в свои лодки, чтобы присоединиться к остальному флоту у Бурного мыса.
Они вернулись ночью, и снова жители острова похватали свои пожитки и поднялись на вершины холмов. Но это был всего лишь спектакль.
— А Гильомета?
— Жива! Ее дом цел!
Он отказался присоединиться к ним. Он вернется в Квебек завтра на своей лодке.
— Пока все хорошо, — заметил старый Топен, взяв курс на Бопре. — Но возможно, что на побережье Лозан будет больше разрушений, а ведь там был сын Маколле, Сиприен, его могли убить.
К началу дня они достигли окрестностей Святого Иохима. Новая церковь Святой Анны сверкала на
Теперь Бурный мыс был совсем близко. Причалив в небольшом заливе, они направились к зданиям, удаленным от берега, над почерневшими стенами которых еще клубился дым. В их сердца закралась тревога. Свернув на тропинку, они услышали мычание коров, которые разбрелись по лугам. Значит, хотя бы часть стада не погибла в огне фермы.
Самый большой дом по правой стороне казался нетронутым.
Они направились через двор к деревянным постройкам, которые явно пострадали. От них остался лишь каркас и кучи угля. Каменные стены фермы окружали лишь беспорядочные руины, пол и крыша провалились. Им осталась еще церквушка, которую они теперь решили осмотреть.
До нее огонь не дошел.
Трагическим предупреждением явилось для них зрелище жертвой собаки аббата Дорена. Должно быть, он хотел своим лаем предупредить об опасности и был сражен стрелой индейца.
Жителей Святого Иохима застигли врасплох, когда они собирались на мессу.
Духовника и его слуг, молодых учеников школы искусств и ремесел пятнадцати-шестнадцати лет, присутствующих фермеров, аббата Дорена, преподавателей семинарии — всех их убили, ножом или кастетом, и сняли скальпы.
— А где же дети?
Анжелика с опасением посмотрела на стоящий в стороне большой дом, который дышал спокойствием. Неужели там они обнаружат трупы шести-и семилетних мальчиков?
— У меня не хватает мужества, — сказала она воинам, сопровождавшим ее. — Пойдите туда вы, вы более привычны к ужасам военных сражений.
Солдаты вошли в дом и немного погодя появились на пороге: никого.
На хуторе тоже царил призрачный порядок. В спальне все матрасы были аккуратно сложены, в трапезной накрыт длинный стол, около каждой тарелки лежал толстый кусок хлеба. В учебных классах и мастерских инструменты для ремесел и для занятий живописью и скульптурой, казалось, поджидали учеников.
— Но где же дети?
— Может, ирокезы взяли их в плен.
— Нет! У них было только трое пленников, мужчина и двое детей, их заметили в лодке.
Они вернулись во двор и сделали несколько выстрелов из ружей.
Затем солдаты вытащили трупы — их оказалось пятнадцать — и уложили их перед церковью, а двое грузчиков начали рыть могилы.
Время от времени стреляли в воздух.
Час спустя у подножия горы заметили какое-то движение. Они возвращались. Они все были живы. Тридцать маленьких семинаристов, одетых в черное, во главе с их спасителем, молодым светловолосым Эммануэлем, их ангелом-хранителем.
Именно по его инициативе они проснулись в этот день до восхода. Он выпросил разрешения у настоятеля показать им рассвет с высоты Бурного мыса.
Глубокой ночью, убрав свои спальни и обувшись, они отправились к огромной черной массе, вырисовывающейся на фоне матового неба Луна уже зашла.
Там, наверху, прижавшись друг к другу, они наблюдали, как поднимается солнце, как его лучи отражаются в воде, как река сливается с небом на горизонте.
И в этой голубовато-розовой дымке Эммануэль различил флот ирокезов, похожий на облако ядовитых насекомых.