Анжелика. Королевские празднества
Шрифт:
Они подходили к морю. Ветер усиливался.
Мадемуазель снова замолчала и остановилась, но теперь для того, чтобы покрепче завязать под подбородком наброшенную на голову шаль. Шарф, накинутый на плечи Анжелики, унесло порывом ветра, с которым теперь им приходилось бороться — он словно решил сдуть город и их самих с лица земли, закручивая в вихре так, что захватывало дух.
Небо и земля, казалось, слились в каком-то причудливом танце, в котором волны, вдруг закипев белоснежной пенистой массой, обрушивались на прибрежные скалы, чтобы стремительно отступить назад,
Ветер швырял летящих птиц из стороны в сторону, и их пронзительные крики сливались с возгласами, которые доносились до обеих женщин и которые они с трудом могли различить сквозь шум разбушевавшейся стихии. Оказалось, что это заливаются громким смехом несколько девушек, сбившихся в группку на небольшом расстоянии от Анжелики и Великой Мадемуазели. По элегантным платьям и плащам, которые безжалостно трепал ветер и которые они тщетно пытались удержать, можно было легко догадаться, что девушки — придворные дамы.
Мадемуазель подошла к ним. Она уже достигла цели своей прогулки, а, кроме того, в ее жизни случались и другие бури.
— Что здесь происходит, дамы?
Все еще смеясь, они указали на девушку, стоящую на коленях, молитвенно скрестив руки. Именно она вызвала такое веселье. Затем одна из дам приблизилась к герцогине де Монпансье и, задыхаясь от хохота и ветра, рассказала, что они пришли сюда большой компанией, а три дворянина, сопровождавшие их, спустились на пляж с намерением искупаться, но волны унесли их в океан.
И тут — презабавное зрелище! — мадам де Брезиньи опустилась на колени и принялась громко молиться святому Антонию из Падуи, прося его спасти души трех утопленников…
— Она словно обезумела! — уверяли наперебой ее подруги.
— Позвольте… дамы, кто безумен, так это вы! — вскричала Анжелика, когда поняла суть невероятного рассказа. — Если трое мужчин действительно мертвы, то лишь одна мадам де Брезиньи повела себя достойно, помолившись за их души!
Тут девушки словно пришли в себя и, узнав мадемуазель де Монпансье, заикаясь, принялись оправдываться:
— Но мадам де Брезиньи вообразила, что она в лучшем мире, вместе с Господом Богом, и может их воскресить…
— Идемте, моя дорогая, — произнесла Мадемуазель, отводя Анжелику в сторону, — они потеряли рассудок. Вернемся в город. Там и поглядим, что можно сделать.
Несколько человек, среди которых они узнали мессира де Рокелора, спешили им навстречу. Там же были и местные — их выдавали большие плоские шляпы красного цвета — с баграми, снастями, связками тростника и охапками соломы в руках. Заметив принцессу, они остановились, чтобы поприветствовать ее и рассказать о трагедии, разыгравшейся на побережье.
— Эти дворяне стали жертвами воинской отваги, — сказал мессир де Рокелор, — огромные волны они посчитали не более опасными, чем сражение с вражеской конницей. Но, разумеется, океан куда более грозен, ведь от разбушевавшейся стихии не спасут ни доспехи, ни оружие.
Кто-то
— Крестьяне, которых вы видите, — здешние рыбаки, и они уверяют, что этих сорвиголов уже не спасти.
— На море ничего не видно до самого горизонта, — заметила Мадемуазель.
— Местные утверждают, что знают те места, куда течение могло вынести тела погибших, и отведут нас туда. Так что мы похороним несчастных по-христиански. Однако ничего нельзя обещать. Они говорят, что море жадно и нелегко расстается со своей добычей… Но мы все-таки спустимся к берегу. Мне нужно будет сообщить друзьям погибших и королю, если то были его приближенные.
Мадемуазель де Монпансье и Анжелика пошли к городу. Чуть дальше Анжелика нашла свой шарф, который зацепился за куст. Она освободила его и тоже завязала тугим узлом под подбородком. Мадемуазель снова взяла ее под руку.
— Вот что я вам скажу. Решительно, люди сходят с ума! Их лишили привычного мира. И нет никого, кто бы подсказал им, что делать, куда идти… Сам король не знает, чем занять досуг своих придворных. Пока не объявится испанский монарх с дочерью, мы будем подобны птицам, пытающимся лететь против ветра… Вы улыбаетесь… Почему?
Анжелика призналась, что образ, нарисованный принцессой, очень выразителен. Птицы, пытающиеся лететь против ветра. Действительно, это так.
— Да, у меня особый взгляд на самые неожиданные события, даже весьма трагические, — призналась Мадемуазель. — Взгляд со стороны, словно я в театре, где каждый играет свою роль. Меня не всегда понимают. Но я в восторге от того, как вы только что закрыли рот этим безмозглым женщинам, которые хохотали, точно ненормальные. Вы мне нравитесь, мадам де Пейрак…
— Ваше Высочество оказывает мне честь. Позвольте сказать, что для меня огромная радость услышать мнение принцессы, чье имя покрыто славой, а мужество известно всей Франции.
Анжелика осмелилась сделать комплимент августейшей подруге, поскольку говорила искренне, от всего сердца. Мадемуазель де Монпансье оказалась именно такой, как о ней говорили, и не разочаровала молодую женщину. Она не могла осуждать принцессу за ее участие в Фронде. Недавнее прошлое беспорядочными картинами проплывало перед Анжеликой, как и настоящее, в котором все самое замечательное и лучшее, что было во Франции, временно объединилось здесь, в маленькой баскской провинции у Бискайского залива, в краю, известном своими штормами, куда часто заплывали киты, маня жителей отправиться к далеким берегам Америки.
У самого города разыгралась новая сцена. Их заметили трое священников в светской одежде и подошли, чтобы расспросить о прогулке. Но один из них, мессир де Валанс, вскоре откланялся и, прося извинить его, объяснил, что должен идти:
— Мне необходимо рассказать его высокопреосвященству о том, что я и мои товарищи имели неосторожность отозваться о нем не самым лестным образом. Ибо и для меня, и для них будет лучше, чтобы он узнал о случившемся из моих уст, а не от проворной бестии аббата де Бонди, своего шпиона.