Анжелика. Мученик Нотр-Дама
Шрифт:
Анжелике предложили улечься на свободную скамью.
Через секунду появился мэтр Жорж, причем женщин его появление нимало не смутило.
В руке он держал ланцет, а маленькая девочка, шедшая рядом, несла корзинку с кровососными банками и трут.
Анжелика сопротивлялась, как могла.
— Не вздумайте пускать мне кровь! Я и так уже потеряла немало. Неужели вы не видите, что я беременна? Вы же убьете ребенка!
Но цирюльник оставался непреклонным и сделал ей знак повернуться.
— Лежи спокойно, а не то я позову твоего дружка, и он отшлепает тебя по попке.
Анжелика, представив, как Дегре выполняет
Цирюльник ланцетом сделал три надреза на спине и поставил банки.
— Только взгляни, — радостно объявил он, — какая черная течет кровь! Такая темная кровь у такой светловолосой девочки, разве так бывает?
— Ради всего святого, оставьте мне хотя бы несколько капель! — просила Анжелика.
— До смерти хочется выпустить ее всю, — свирепо выкатил глаза цирюльник. — А потом с помощью одного рецепта наполнить твои вены свежей и здоровой кровью. Вот, кстати, и рецепт: добрый стакан красного вина и ночь любви.
Умело перевязав рану, он наконец оставил Анжелику в покое. Две служанки помогли ей одеться и причесаться. Она сунула им несколько монет, и те вытаращили глаза.
— Ого! Маркиза, — воскликнула та, что была помоложе, — неужто твой судейский принц в старом камзоле раздает такие щедрые подарки?
Другая пихнула свою говорливую товарку, а когда Анжелика отвернулась и на ватных ногах начала спускаться по лестнице, прошептала:
— Ты что же, не видишь, что это знатная дама, решившая немного отдохнуть от своих занудных сеньоров?
— Те обычно не переодеваются, — возразила другая. — Приходят в масках, и мэтр Жорж вводит их через заднюю дверь.
В цирюльне Анжелика увидела свежевыбритого и раскрасневшегося Дегре.
— Она готова, — подмигнул цирюльник. — Только, покуда рана не затянется, ведите себя с ней не так грубо, как вы привыкли.
На этот раз молодая женщина только рассмеялась. Она была совершенно не в силах возмущаться.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Дегре, когда они снова оказались на улице.
— Беспомощной, как котенок, — ответила Анжелика. — Но, в сущности, это не так уж гадко. Кажется, я начинаю смотреть на жизнь философски. Не знаю, так ли уж полезны сильнодействующие процедуры, которым меня подвергли, но нервы они успокаивают превосходно. Будьте уверены, как бы ни встретил меня брат Раймон, я буду скромной и покорной сестрой.
— Прекрасно. Я все время опасаюсь, как бы ваша бунтарская душа не выкинула очередного сюрприза. Может быть, вам посетить парильни, когда в следующий раз соберетесь предстать перед Его Величеством?..
— Увы! Жаль, что я не сделала этого раньше! — вздохнула Анжелика. — Следующего раза не будет, мне уже больше никогда не предстать перед королем.
— Не говорите «больше никогда». Жизнь изменчива, а судьба непредсказуема.
Порыв ветра сорвал платок с волос Анжелики. Дегре успел подхватить его и осторожно накинул ей на голову.
Анжелика взяла его за теплые загорелые руки с длинными, изящными пальцами.
— Вы очень милы, Дегре, — прошептала она, ласково глядя на него.
— Ошибаетесь, мадам. Поглядите-ка на этого пса.
Он показал пальцем на Сорбонну, бегавшую вокруг них кругами, остановил ее и, схватив за голову, раскрыл мощные челюсти.
— Что скажете о ее клыках?
— Они ужасны!
— А вы знаете, на что я выдрессировал собаку? Так вот,
— И… часто вы так поступаете? — спросила, вздрогнув, Анжелика.
— Достаточно часто. Так что видите — я не насколько милый, как это может показаться.
После недолгой паузы она прошептала:
— В человеке столько противоречий. Он может быть одновременно очень жесток и очень мил. Почему вы занимаетесь таким ужасным делом?
— Я уже говорил вам: я очень беден. Отец оставил мне только должность адвоката и долги — он дни и ночи напролет играл на деньги. А я всегда жил в бедности. Я выучил латынь в одном из тех университетских коллежей, где зимой трясешься от холода. Тогда-то я и увлекся впервые кабаками и борделями, потому что, уж поверьте мне на слово, для бедного студента нет ничего лучше, чем погреть руки у истекающего соком мяса на вертеле. Моими пассиями были уличные девки не первой молодости, гревшие мне ноги между своих тучных бедер. Они не брали с меня ни единого су, потому что я был юн и горяч. Мое царство — улицы Парижа и их ночная жизнь. Быть может, я выиграю крупный процесс и стану признанным адвокатом. Но по тому как сейчас идут дела, я скорее закончу свои дни толстокожим мизантропом и самым худшим из сычей.
— Что вы имеете в виду?
— Так подданные «его величества Великого Кесаря», короля нищих, называют полицейских.
— И они уже знают вас?
— Главным образом мою собаку.
Они вышли на улицу Тампль, изрытую глубокими канавами, через которые были переброшены доски. Всего несколько лет тому назад в этом квартале были только огороды — их называли «посадками Тампля»; и теперь еще тут и там встречались квадратные поля капусты и небольшие стада коз.
Показалась крепостная стена, над которой возвышался зловещий донжон, когда-то служивший ордену тамплиеров.
Дегре попросил Анжелику недолго подождать и зашел в лавку галантерейщика. Чуть позже он вернулся в чистых брыжах без кружев, подпоясанный фиолетовым шнурком. Рукава его украшали белоснежные манжеты. Карман камзола был странным образом оттопырен. Когда он вынимал носовой платок, оттуда чуть не выпали крупные четки. Хотя адвокат остался все в тех же поношенных штанах и камзоле, он стал выглядеть намного респектабельнее. Несомненный вклад в перемену облика внесло изменившееся выражение лица, и Анжелика не решалась заговорить с ним с прежней непринужденностью.