Анжелика. Тулузская свадьба
Шрифт:
Эти роскошно одетые мужчины и женщины излучали молодость и красоту. Подсвечники и канделябры сверкали золотом и драгоценными камнями. Окна были широко распахнуты навстречу теплому весеннему вечеру. К запаху мелиссы и ладана, которые сжигали в курительницах, чтобы отогнать комаров, примешивался пьянящий запах вина.
Анжелика все еще чувствовала себя неуместной в этом обществе, словно полевой цветок среди садовых роз.
Однако она была сегодня красивее, чем когда-либо, и ее умение держать себя ни в чем не уступало манерам самых знатных дам.
Молодой герцог де Форба де Ганж коснулся ее обнаженной руки.
— Какая
Анжелика легонько ударила кончиком веера по его пальцам.
— Не спешите применять на практике то, чему вас здесь учат. Прислушайтесь лучше к мудрым словам более опытных: «Глуп тот, кто подобно ветру постоянно спешит и меняет свои привязанности». Неужели вы не заметили, какой задорный носик и розовые щечки у вашей соседки справа? Могу сказать вам, эта молоденькая вдовушка нуждается в утешении после смерти очень старого и очень брюзгливого мужа.
— Благодарю за ваш совет, мадам.
— «Новая любовь убивает старую», — говорил мэтр Андре Капеллан.
— Любые наставления, слетающие с ваших прекрасных уст, для меня закон. Позвольте мне поцеловать ваши пальчики, и обещаю вам заняться вдовушкой.
На другом конце стола разгорался спор между Сербало и месье де Кастель-Жало.
— Я беден, словно нищий, — говорил де Кастель-Жало, — и я не скрою, что продал арпан [113] виноградника, чтобы достойно одеться и приехать сюда. Но я утверждаю, что совсем не обязательно быть богатым, чтобы быть любимым.
113
Арпан — старинная французская мера длины и площади. Один квадратный арпан составляет 3418,83 кв. метра, примерно 34 сотки.
— Но подобной любви никогда не будет доставать изысканности. И даже больше: ваша любовь будет походить на идиллию какого-нибудь деревенщины, который одной рукой ласкает бутылку, а другой — свою подружку и с грустью думает, что ему придется расстаться с десятью сантимами, с таким трудом заработанными, чтобы заплатить за одну и за другую.
— Я настаиваю, что чувства…
— Любовь в нужде чахнет…
Жоффрей де Пейрак рассмеялся и поднял руки:
— Мир, господа, послушайте, что говорил наш мудрый наставник, его гуманная философия должна положить конец всем нашим дебатам. Вот какими словами начинается его трактат об Искусстве Любви: «Любовь аристократична. Чтобы наслаждаться любовью, надо быть свободным от забот о хлебе насущном, нельзя, чтобы они торопили вас, заставляя считать дни». Так будьте же богаты и одаривайте ваших прекрасных дам драгоценностями. Сияние женских глаз при виде драгоценностей очень легко может преобразиться в сияние любви. Я же сам обожаю тот взгляд, который нарядная женщина бросает на свое отражение в зеркале. Милые дамы, не протестуйте и не будьте лицемерны. Оцените ли вы по достоинству мужчину, который пренебрегает вами настолько, что даже не пытается помочь вашей красоте сиять еще ярче?
Дамы засмеялись и стали перешептываться.
— Но я беден! — воскликнул в отчаянии Кастель-Жало. — Пейрак, не будь так жесток, верни мне надежду!..
— Стань
— Легко сказать!
— У кого есть желание, у того нет преград. По крайней мере, не будь скупым. «Скупость — наихудший враг любви». Раз ты беден, то хотя бы не скупись на время, на подвиги, делай тысячи глупостей, заставь смеяться. «Скука гложет любовь». Не правда ли, сударыни, вы предпочтете балагура важному ученому? Напоследок позволь мне тебя утешить: «Только достойный заслуживает любви».
«Как прекрасен его голос, как красиво он говорит», — думала Анжелика.
Поцелуй молодого герцога жег пальцы. Он послушал ее совета и занялся молодой вдовой с розовыми щечками. Анжелике было одиноко; через длинный стол, сквозь голубой дым курительниц она, не отрываясь, следила за фигурой в красном — хозяином дома. Видел ли он ее? Посылал ли он ей призывные взгляды из-под маски, которая скрывала его лицо? Или же, непринужденный и безразличный ко всему, он, как истинный эпикуреец, просто наслаждался утонченной словесной игрой?
— Знаете, я в замешательстве, — неожиданно воскликнул молодой герцог де Форба де Ганж, приподнимаясь. — Я впервые присутствую на Суде любви и, признаться, надеялся на увлекательное распутство, но никак не ожидал услышать такие строгие речи. «Только достойный заслуживает любви». Должны ли мы стать святыми, чтобы завоевать наших дам?
— Господь с вами, мессир герцог, — воскликнула, смеясь, молодая вдовушка.
— Это серьезный вызов, — заметил Андижос. — Вы бы полюбили меня, если бы мою голову украшал нимб, моя дорогая?
— Конечно, нет.
— Почему вы думаете, что достойным может быть только святой? — воскликнул Жоффрей де Пейрак. — Достойный — это тот, кто способен на безумства, кто весел, отважен, благороден, кто пишет стихи, а главное — я обращаю ваше внимание, господа, — он умелый и неутомимый любовник. Наши отцы любовь куртуазную, утонченную противопоставляли любви плотской, грубой. Я же говорю вам: соединим их вместе. Надо любить искренне, всем своим существом отдаваясь этому чувству.
Он замолчал, затем продолжил более тихим голосом:
— Но давайте не будем отвергать и сентиментальную восторженность, которая, будучи не чужда желанию, возвышает и облагораживает его. Поэтому я считаю, что тот, кто хочет познать истинную любовь, должен пожертвовать ей свое сердце и чувства, ведь, как говорил Андре Капеллан: «У возлюбленного должна быть только одна возлюбленная. У возлюбленной должен быть только один возлюбленный». Выбирайте, любите и расставайтесь, когда устанете друг от друга, но не уподобляйтесь ветреным любовникам, которые, одурманенные страстью, пьют из всех кубков одновременно, не превращайте храм Любви в скотный двор.
— Клянусь святым Севереном! — воскликнул шевалье де Жермонтаз, отрываясь от тарелки. — Если бы мой дядя архиепископ вас слышал, он был бы сбит с толку. То, о чем вы говорите, ни на что не похоже. Меня никогда ничему подобному не учили.
— Вас вообще мало учили, шевалье!.. Что же шокирует вас в моих словах?
— Все! Вы призываете к верности и распутству, к благопристойности и плотской любви. А затем внезапно, словно стоя на церковной кафедре, клеймите позором «одурманенных страстью». Я подскажу это выражение своему дяде. Уверен, в следующее воскресенье оно прогремит на весь собор.