Апельсиновый сок
Шрифт:
Наверное, виновато было вино, но она вдруг отчетливо увидела на соседнем стуле Костю.
– Скоро мы встретимся, – еле слышно прошептала она, – и больше никогда уже не расстанемся.
Костя улыбнулся, но покачал головой отрицательно.
Галлюцинация исчезла.
– Вдобавок к онкологии я еще сошла с ума, – весело сказала Вероника вслух.
Официант, решив, что она зовет его, подошел к столику.
– А не так уж плохо все и было! – сказала она ему и попросила принести еще вина.
За дверью, кажется, ругались. Она прислушалась.
– Ты не будешь сидеть с Вероникой! – кричал
– Я? Больная? Спасибо, сынок!
– У тебя желчный пузырь вырезан!
– Вот без тебя наука не знала, какую важную роль играет желчный пузырь в нашем организме! Без него, оказывается, ни в магазин сходить, ни занавески повесить, ни с невесткой посидеть!
– С Вероникой буду сидеть я.
– Но как же… Она ведь женщина.
– И что дальше?
– Она будет стесняться тебя.
– Ой, мама! Думаю, не будет.
Вероника хихикнула и поскорее нажала на кнопку звонка. Это тоже было новым ощущением – звонить в собственную квартиру.
– Наконец-то! Где тебя носит, интересно знать? – накинулся на нее Громов. – Ужин давно готов.
Наталья Соломоновна захлопотала, Вероника пошла мыть руки и присела на край ванны – от счастья у нее внезапно закружилась голова.
Эсфирь Давыдовна говорила: если хочешь быть счастливой в браке, запомни – мужчина не добыча, а друг! Но слова «брак» и «семья» всегда были для Вероники синонимами. Строить семью значило для нее строить отношения с мужчиной. Свое совместное существование с Надей и отцом она никогда не считала семьей. Она была сама по себе, а Надя с отцом – по другую сторону баррикад, хотя оба любили порассуждать о семейных ценностях. Впрочем, возможно, они-то как раз и были семьей. Но Вероника к их семье не принадлежала.
Так что же такое семья? Это содружество людей, готовых утешать и поддерживать друг друга. Наталья Соломоновна так деликатно заботилась о ней, что Вероника думала: интересно, почему считается, что детям лучше жить отдельно от родителей? «Допустим, сейчас она возится со мной, потому что я больна. Интересно, а если бы я была здорова, она что, придиралась бы ко мне, требовала готовить только те блюда, которые любит ее сын, и заставляла бы класть полотенца в строго отведенные для них места? А даже если и так! Главное не это, а то, что в трудную минуту я могу на нее положиться… Для того чтобы жить мирно, нужны всего-то две вещи – уступать и заботиться друг о друге. Ну пожалуй, еще одна – не вести счет своим уступкам. Все. Этого достаточно, чтобы людям всегда хотелось домой. В свою семью».
Вероника вспомнила, как однажды Катя Колдунова разоткровенничалась с ней о сложных отношениях со своей матерью.
– Представляешь, я как-то заехала к ней, а у нее на столе лежит книга «Психопатический круг в семье».
– С подзаголовком «Как его создать и поддерживать»? – засмеялась Вероника.
– Типа того. И знаешь, я так ярко себе представила – вот семья сидит за столом, а над ней такой круг, вроде нимба, и он весь гудит от напряжения. Но ведь надо очень много злой энергии, чтобы питать этот психопатический круг! А выключи питание, и он сам собой погаснет…
«Если я вдруг выживу, то никогда не буду питать своей энергией психопатический круг, – пообещала себе Вероника. – Я найду для нее лучшее применение».
По молчаливому соглашению
– Но ты же кормишь грудью, – возражала Вероника. – А препараты для наркоза попадают в молоко. Это может повредить ребенку.
– Ты отстала от жизни! – смеялась Саня. – Я дам такой наркоз, который не повредит ни моему ребенку, ни тебе.
Она оставила ей таблетки и объяснила, как их принимать. В восемь утра Вероника должна была приехать в больницу, где для нее приготовили отдельную палату.
Следуя своим принципам, Смысловская не хотела использовать служебное положение и пыталась требовать, чтобы ее, как обычную больную, поместили в общую палату хирургического отделения. Но Колдунов жестко пресек эти порывы.
– Что за легкомыслие? – возмутился он. – Тебе предстоит серьезная операция, и послеоперационный период будет тяжелым. Считай, что отдельная палата необходима тебе по медицинским показаниям.
«Он не хочет, чтобы я умирала на глазах у других пациентов, – догадалась Вероника. – И он, конечно же, прав».
…А пока она не могла надышаться неожиданно свалившимся на нее счастьем и смаковала каждую его секунду.
Марьяша, объявив, что ей надо отдохнуть перед завтрашней операцией, вместе с мужем удалилась к себе в комнату, захватив горку оладий с яблоками, приготовленных Натальей Соломоновной. Сама Наталья Соломоновна уехала домой, в сотый раз напомнив Веронике, где лежат вещи, которые завтра надо взять в больницу.
Вероника с Громовым сидели на кухне, курили и беззаботно болтали о разной ерунде.
Внезапно раздался звонок в дверь.
– Кто бы это мог быть? – спросил Громов.
– Думаю, это моя сестрица, – предположила Вероника и не ошиблась.
В последнее время Надя перестала мучить Веронику своими визитами, довольствуясь разговорами по телефону. После того как стали известны результаты компьютерной томографии и выяснилось, что время для операции упущено, она продолжала настаивать на химиотерапии. Разговоры неизменно заканчивались вопросом, встала ли Вероника на учет у районного онколога, и Вероника каждый раз обещала сделать это при первой же возможности. О предстоящей операции она не сообщила Наде из суеверия. Кроме того, она сама считала операцию авантюрой и знала, что Надя, конечно же, не может ее одобрить.
«А если я умру, никто не помешает ей написать на Колдунова жалобу! – вдруг сообразила Вероника. – И еще неизвестно, чем это для него закончится. Нет, пожалуй, мне умирать нельзя».
В прихожей Надя разделась и пошла на кухню, где мирно дымил в форточку Громов.
– Будем знакомы. Меня зовут Лука Ильич, – вежливо представился он. – Вы будете пить чай?
– Вероника, объясни мне, что здесь происходит! – В голосе сестры моментально зазвенел металл. – Почему на кухне посторонний мужчина? Ты что, вместо того чтобы лечиться, ударилась в разврат?