Апланта
Шрифт:
В курточке и надушенный французской туалетной водой ложусь на свою раскладушку. Ржаво тикают часы. Я все лежу. Отдаю себе отчет в том, что не пойти на свидание с Ирой - значит проявить слабость, не достойную настоящего мужчины. Напоминаю себе, что дал слово не стесняться лысины. Ничего не помогает. Продолжаю лежать, как бревно. И чем дольше лежу, тем меньше желания идти на свидание.
Шепчу сухими, слабыми губами:
Поручик Голицын, тра-та-та, тра-та-та,
Корнет Оболенский, налейте ля-ля.
Зачем нам, поручик, тра-та-та, тра-та-та?
Чужая ля-ля-ка нам совсем не ля-ля.
Часть 8. В атаку
В эту ночь я не сомкнул глаз. Мешает жуткое ощущение полного бессилия. Начать жить по-новому, то есть так, как хочется, не получается. Время уходит, как вода между пальцев, без остатка и бесполезно. И нет ничего, что свидетельствовало бы о том, что у меня могут появиться друзья, девушка, что я устроюсь на интересную работу и стану прилично зараба-тывать.
Не могу заснуть еще и оттого, что рядом храпит отец, над моей лысеющей головой тикают настенные часы, а под окном шумными волнами одна за другой проносятся дурацкие автомобили. От всего этого можно сойти с ума! Я прячу голову под подушку.
Наверное, раз сто пожалел, что продинамил Иру. Звоню ей с извинениями и надеждой на новую встречу.
– Ничего страшного, - равнодушно отвечает Ира.
– Даже хорошо, что так получилось. Я все равно не смогла бы с тобой встретиться: хозяйка решила провести очередную инвентаризацию. С работы ушла только под утро.
– Вот как!
– разочарованно тяну я.
– Не расстраивайся, солдатик, в следующий раз увидимся. А сейчас извини, нужно работать. Позвони как-нибудь.
Не дождавшись моего ответа, Ира вешает трубку. Это меня задевает. Впрочем, наплевать! Я должен наплевать и забыть Иру!
Меня достал перманентный процесс облысения. Приходится взять талон к дерматологу. У врача живая очередь пациентов, не принятых еще со вчерашнего дня. Решаю ждать, знаю, что в следующий раз не приду. Очередь, кажется, совсем не двигается. В кабинет все время просачиваются люди с такими уверенно-озабоченными лицами, что не хватает духу поинтересоваться, почему они идут без очереди. В обшарпанном коридоре душно и пахнет лекарствами. Дети, попадая сюда, втягивают головы в плечи и начинают хныкать. Старики, наоборот, оживленны - они при деле. В моей очереди много пожилых людей. Между собой они ведут неспешные разговоры. Их монотонные, похожие на звук пчелиного роя, голоса убаюкивают. Я начинаю дремать. Вдруг установившийся звуковой ряд нарушается. Открываю глаза и прямо перед собой вижу женщину в белом халате. В глазах у нее страх и растерянность, в руках - толстая больничная карта.
– Лысенко!
– зовет она, глядя на меня.
– Кто Лысенко?
Все молчат.
– Русским языком спрашиваю, кто из вас Лысенко?
Пациенты оживленно переглядываются, сохраняя молчание. Врач обращается персонально ко мне:
– Ваша фамилия Лысенко?
– Нет.
Лицо женщины дергается, словно по нему пропускают ток.
– Почему же вы молчите?!
– укоризненно вопрошает она.
– Что за люди! Я зову, зову, а они молчат и молчат!
Всплеснув руками, женщина в белом халате убегает вперед по коридору. Слышится ее ослабевающий зов:
– Лысенко! Лысен...! Лыс...! Лы...
Сижу, не поднимая глаз, будто виновный в том, что я не Лысенко. Очевидно, согласно безумной логике врача, я должен быть Лысенко потому, что моя шевелюра недостаточно густа. Настроение еще более
– Врачиха совсем ненормальная, - комментирует ситуацию рядом сидящий старичок-одуванчик.
– Наверняка перепутала рецепт, вот и бесится.
– Разве такое бывает?
– интересуюсь я.
– Ой, да сколько угодно, - словоохотливо отвечает сосед.
– Человек примет не свое лекарство и готов - летит на тот свет. А врачам и горя мало. С них взятки гладки.
– Верно, верно, - одобрительно гудит очередь.
– А вы, молодой человек, простите за любопытство, по какой причине здесь? Случайно, не по поводу намечающегося облысения?
– Да, по поводу, - отвечаю я, краснея.
– Ради бога, не сердитесь на старика. Скажите, ваш батюшка, он же папа, случаем, не лысый?
Отвечаю словами Шурика:
– Как коленка. Он зимой и летом ходит в берете.
– Так я и думал! И вот что я скажу. Вы зря теряете время. Врач - это не то, что вам нужно. Есть одно средство. Моему знакомому оно помогло. И вам, думаю, тоже поможет. Главное - поверить. Слушайте, а лучше запишите. Нужно приготовить спиртовой раствор...
Выслушал совет доброго старика. Сделаю все, как он сказал. И уже заранее чувствую, верю, что мне это поможет!
На крыльях надежды облетаю все аптеки Москвы. Достаю необходимые для раствора спирт, кедровые орешки, сок алоэ, лук, капустный лист и вязаную шапочку. В нужной пропорции делаю настойку. Жду, как велено, ровно семь дней. Когда вожделенная смесь приняла откровенно желтый цвет, другими словами, набрала лечебную силу, провожу семидневный курс лечения. Делаю все, как учил старик: по три раза в день втираю в голову настойку, на ночь накладываю на голову капустный лист и поверх всего надеваю вязаную шапочку. Под шапочкой и капустным листом голова горит огнем, вселяя уверенность в успехе лечения.
Все семь дней мне снятся добрые, хорошие сны. На восьмые сутки решаюсь проверить результат лечения. Метод проверки обычный: над подушкой собственной пятерней провожу по волосам. Подушка покрывается волосками желтого оттенка. Старик обманул: его народное средство не помогло! Очевидно, у меня на роду написано быть лысым. Умом понимаю, что нужно смириться, но душа сопротивляется отчаянно.
Часть 9. Когда голова ногам покоя не даёт.
Все родственники на работе. Дома я один. С тех пор, как вернулся из армии, впервые решаюсь заглянуть в маленькую комнату, которая когда-то была моей.
В комнате все по-старому: вот деревянная кровать, на которой я спал, вот рижский полированный шкаф, с которого, нацепив отцовский военный планшет, я прыгал на кровать, изображая сбитого летчика-истребителя. Когда-то в шкафу лежали мои вещи, а сейчас... а сейчас здесь лежит всякая дрянь, например очки без стекол. Я примеряю очки перед внутренним зеркалом на дверце шкафа. Очки мне к лицу. Были бы у меня друзья или, на худой конец, знакомые, я мог бы появиться в очках. "Что случилось? Почему ты в очках?" - всполошились бы они. "Село зрение", - ответил бы я с таинственной грустью. Но у меня нет ни девушки, ни друга, ни какого-нибудь самого завалящего знакомого, никого, кто обратил бы внимание на мои очки. Хоть горшок надень на голову, ни одна собака не спросит, зачем я это сделал. А просто так ходить в очках неинтересно.