Аплодисменты

Гурченко Людмила Марковна

Ленинград

На втором курсе института мы играли советскую и русскую классику. Наш мастер Сергей Апполинариевич Герасимов начинал снимать свой фильм о целине «Надежда», в котором главную роль исполняла наша сокурсница Зинаида Кириенко. Весь курс на лето уехал в экспедицию на целину. Я осталась в Москве. Ничего в фильме о целине для меня не предполагалось. В то же лето снималась учебная работа по рассказу Чехова «Враги». Женскую роль мои педагоги предназначали для меня, и, обеспечив своих учеников работой, с чистым сердцем уехали на целину. На фото— и кинопробах я держалась как царица, едва шевелила головой. Но я оказалась слишком молодой для этой роли. В последний момент пригласили на мою законную роль профессиональную актрису. Кажется,

это был единственный случай в моей жизни, когда не снимали по причине слишком уж молодого возраста. И все же была еще одна. Причина все в той же моей ограниченной провинциальности, когда «все знаем, все можем, и не такое видели». На втором курсе я и сама стала чувствовать в себе раздражающую провинциальную манерность, неестественность. Ах, как важно, как важно это вовремя понять! Когда я «выделялась», я читала в глазах умных людей, что они терпят мой дурной любительский спектакль. Они отводили взгляды, а меня это еще пуще заводило. Взлетала еще выше, до запретной планки позерства и «перевоплощений», как «звезда домашнего разлива», учившаяся на плохих образцах. Сейчас я это так ясно вижу, что даже плакать хочется. Ведь расставаясь с этим набором запретных штучек, я расставалась с юностью.

Мои педагоги вели меня точной дорогой. И потому моей первой ролью была Елена из романа Тургенева «Накануне». Типаж мой был неясным, расплывчатым. Вроде «все можем», но ничего конкретного. Несмотря на свое хрупкое тело, менее всего я напоминала тургеневскую девушку, хотя в глубине души я была чистым, цельным и, к сожалению, гипертрофированно-ранимым человеком. Наверное, так складывалась моя предыдущая жизнь, и вырабатывались черты, внешние проявления, не свойственные мне, но защищающие от внешних ударов. Помучалась я с этой «Еленушкой», но она мне многое открыла в себе же самой.

Ну, а что же делать дальше? Готовить себя к музыкально-развлекательным ролям? Пожалуйста, готовь, мечтай. Только ролей таких нет. И фильмов таких не предвидится. Я уже отвыступала в институтских самодеятельных вечерах с аккордеоном, где вместе с молодым Юрием Чулюкиным и Евгением Кареловым на музыку Дунаевского из «Цирка» пели: «Спят режиссеры, спят сценаристы… Все они спать должны, но не на работе!» Вот так в нескольких строчках охарактеризован весь тот период малокартинья. Теперь мой аккордеончик вместе с розовыми детскими мечтами тихо лежал в своем коленкоровом футляре, надежно прошитом дратвой моим папой. Реальность диктовала другое поведение, другие мечты. Я стала заметно меньше обезьянничать, пародировать. И книги появились в руках посолиднее. Кончились романчики и детективы. Внутренний инстинкт подсказывал: хочешь жить по-новому — измени образ мыслей, интересов и увлечений. Так я и поступила.

Но в драматических отрывках я не была так выразительна, как в своем излюбленном музыкальном, жизнерадостном жанре. Да и внешность моя требовала тщательной режиссуры, обработки. Трудно было поверить, что девица с беспечным пухленьким лицом может убедить зрителя в правдивости какого-нибудь важного драматического события. Я экспериментировала. Хотелось быть и необыкновенной, потрясающе изысканной и в то же время милой, очаровательной и простой. Вот попробуй соедини это! Приплетную косу я устраивала на затылке то «бубликом», то «восьмеркой», то «авоськой». Лоб открытый и большой — значит, умный. Ума стесняться не будем. Лоб Софьи Ковалевской, а математики — не дураки. Открытый лоб придает драматичность и весомость. Значит: лоб драматический, походка плавная, без виляний, тугой узел волос на затылке, одежда исключительно в строгих тонах! Зеленого ни-ни. Красного чтоб и духу не было! Должна была получиться в моем воображении… как бы это определить… «юная дама», вот! Нет, нет, не молодая женщина, а именно юная дама. Чувствуете разницу?

Заканчивался второй год обучения, а я, единственная на нашем курсе, еще ни разу не стояла на настоящей съемочной площадке. Тамара Федоровна Макарова чувствовала во мне приливы грусти, желание сниматься. Ко мне она всегда относилась с тонким пониманием моего внутреннего хаоса и с верой, что я найду, обязательно найду себя. И когда она стала

сниматься в главной роли на студии «Ленфильм» в фильме «Дорога правды», вот тут-то она мне и подсмотрела роль. Агитатор Люся, и возраст мой — 18 лет. Характер решительный, горячий. На экране три небольших появления.

«Красная стрела», Москва-Ленинград. Наступил решающий момент в моей студенческой актерской жизни: я еду в Ленинград! На студию «Ленфильм». В первую картину «Дорога правды». В первую свою роль на экране!

Ехала в купе одна. Вот обида, даже не с кем поговорить о «кинематографических проблемах». Тогда еще не было такого дорожного ажиотажа. Вагоны мчались в Ленинград полупустые. И нас, даже самых начинающих артистов, размещали в знаменитые ленинградские гостиницы. У вагона меня встретила девушка-помреж: «Вы из ВГИКа? Мы Вас поместим в отеле „Европейская“. Вы не против?» — «О-о, милая, это прэлестно!» — ответила я так, точно всю жизнь останавливалась в «Метрополях», «Савоях», «Националях» и «Грандотелях».

Ах, «Европейская»… Как я запомнила и полюбила твой пыльный запах прошлых веков, в который победоносно врывался современный аромат розового земляничного мыла!

«Встретим», «поместим», «отель», «машина», «помреж»… Что особенного в этих словах? Глаголы и существительные. Но какими же глаголами и существительными можно выразить состояние восторга моей души? Все, все, ну абсолютно все — в первый раз!

Глядя со стороны на гостиницу с таким названием, трудно представить, что в ее бесчисленных коридорах прячутся такие номера, как тот мой, самый первый: кровать, стол, стул, чемодан, помреж и я. И желательно без перемещений. «Простите, что номерок такой скромный, без удобств…» Хе-хе, да разве меня можно было огорчить «туалетом во дворе»? «Знаете, здесь как-то один раз жила Аллочка Ларионова. Вот… Ну, тогда, правда, она только начинала». У-у, после этого сообщения меня и клещами нельзя было вытащить из моего уютного номерка. По совету помрежа завтрак я заказала прямо в номер. По телефону!

«Омлет, ветчина, яйцо всмятку, яйцо по-английски, сыр, масло, кофе, шоколад, чай? А может, вы желаете завтрак „Континенталь“? Так что же? Слушаю Вас!»

«Зна-чит… все хочу, несите все!» Вот чудеса! Вот она, настоящая жизнь актрисы! На столе у меня поднос с чашечками, кувшинчиками и молочниками. Одна в номере — сама себе хозяйка! А завтра иду на съемку!! Хэ, если бы ты, мой папочка, смог сейчас хоть одним глазком взглянуть на свою дочурку! Завтра же полетит в Харьков длиннющее письмо со всеми подробностями. Да, жизнь «прэкрасна»!

…Не так давно я играла эпизод на «Ленфильме». В Москве, на Ленинградском вокзале, посчастливилось схватить билет на «Стрелу». Влетела в купе. Тут же на бочок, чтобы не начались разговоры о «кинематографических проблемах». Спать. Отсняться нужно за один день. Наутро из вагонов выходили невыспавшиеся артисты. Нас встретили помрежи из разных групп, посадили в один большой автобус и развезли по гостиницам. Между приходом «Стрелы» и началом моей съемки — два часа. Именно то время, которое необходимо, чтобы привести себя в порядок. Кто-то не позвонил администратору гостиницы или позвонил слишком поздно. В подробности не вхожу, но номера пока нет. Хочешь выжить — умей терпеть. Села в уголочек и жду. Новое здание гостиницы уходит в небо, а номеров не хватает. Где там, в каком окошечке меня ждет покой? Ждать и, терпеть я могу теперь бесконечно. Приходишь со съемки в гостиницу: обед в номер — «не положено», ресторан переполнен. Идешь в буфет. Стоишь в длинной очереди. На лице темные очки, чтобы не узнали, — нет сил улыбаться, отвечать, рассказывать — нестерпимо хочется есть…

…«Я не затем пришла сюда, чтобы молчать!» — оказывается, это была моя первая фраза в кино. Об этом мне сказал журналист Валерий Кичин, который недавно посмотрел картину «Дорога правды». Интересно. Именно этого я и хотела — прийти в кино, чтобы не молчать, не плыть по течению, а самой создавать волну. Идти по узкой, непроторенной тропинке, а не по широкой дороге, проложенной кем-то ранее. Но это я сейчас так говорю. Тогда же все эти «умные» слова вмещались в одно емкое образное папино слово — «выделиться»!