Апофеоз
Шрифт:
Итачи поморщился болезненно, явно не желая вспоминать Хашираму, Мадару и наше прекрасное детство. Это всегда было его слабым местом, которое приносило нестерпимые страдания его «ангельской» души.
– Потому что ты мой брат, - тихо произнёс Итачи, сжав кулаки. – Я не мог бросить своего брата на произвол судьбы…
Я усмехнулся.
– Ты думал, что вечно мог управлять мной, отдавая приказы, точно сопливому мальчишке, каким я был раньше? Я уже не тот наивный ребенок, который верит каждому слову своего брата. У меня есть собственное
– Образумься, - умоляюще прошептал Итачи, а глаза его стали, как и прежде, черными и бездонными, отражая только тоску и печаль.
– Раз ты так любишь свои Небеса, то отправляйся туда и моли о прощении. Унижайся, и, быть может, они тебя простят, и заберут обратно, заменив твои обожжённые крылышки новыми.
С этими словами я исчез, оставляя Итачи одного наедине со своими мыслями.
Жить проще, когда рядом нет диктатора. Жить проще, когда у тебя есть неограниченная свобода. Жить проще, когда есть выбор. Но вся эта сладость свободы чувствуется только до тех пор, пора истинные страдания не настигнут одинокую, скитающуюся и пропитанную ненавистью и жадностью душу.
Часто из головы просто вылетает ответственность, которую приходится возлагать на себя с приобретением истинной свободы и силы, а ведь эти два значения неизменно зависят друг от друга. Чем больше власти, могущества и выбора сосредоточено в руках, тем больше становится та ноша на плечах, и она имеет свойство увеличиваться и тяжелеть. Для такого вспыльчивого, упрямого и эгоистичного существа, как я, раньше эти знания не имели никакой ценности, пока я не погряз в болоте, которое сам же и создал.
***
Я обеспокоенно посмотрела на сосредоточенное и угрюмое лицо Итачи, который явно позабыл обо мне, углубившись в собственные размышления. Его умение рассказывать было сравнимо со способностями ораторов Древней Греции, о каких ходят немало слухов. Он рассказывал воодушевленно, вкладывая в каждое слово частицу души и тайный смысл, который можно было расшифровать по-разному. Его голос был то громким и властным, то тихим и неуверенным, будто, рассказывая, он проживает эти мгновения снова и снова.
Мне нравилось его слушать. Он детально описывал каждую мелочь; уделял внимание каждому слову и даже самой незначительной букве или акценту, с которым было сказано то или иное предложение; передавал эмоции и чувства – всё это было лишь в его рассказе, лишь в его мимолетных восклицаниях и мимике…
Но он замолчал, и я забеспокоилась. Его лицо отражало горечь и даже некую обиду, которую Итачи испытал в те мгновения, когда его брат отвернулся от него и от их идеалов.
– Итачи? – осторожно позвала его я, дабы не разрушить ту своеобразную дрему размышлений, в которую он погрузился. – Что было дальше?
– Он ушёл… - тихо прошептал Итачи. – Я умолял, унижался, доказывал… У нас были стычки, мимолетные сражения, громкие ссоры, которые порождали всё новые и
– Ты не виноват в этом, - покачала головой я, стараясь утешить его.
Итачи лишь в ответ горько усмехнулся.
– Нет, я-то как раз и виноват был в этом. Смыслом моей жизни, целью, с который я был создан – охранять моего брата ценой собственной жизни. Не позволять ему совершать глупости и вредить самому себе. Я до сих пор не понимаю, где я ошибся, в какой момент не доглядел за ним, и когда в его бредовой голове поселилась та мысль о безграничном всевластии.
Я пожала плечами, точно вопрос был задан конкретно мне. Подняв голову к небу, я задумчиво протянула:
– Рано или поздно этот срыв должен был случиться. Случись он раньше или позднее, он бы всё равно случился. – Затем я устремила взор на Итачи и спросила: - Что было дальше? Что остановило его тогда?
Итачи нахмурился, точно не желала мне рассказывать этого. Однако он пожал плечами, набрал в легкие воздуха и начал повествование…
***
Из воспоминаний Саске…
Я все еще помню тот прекрасный день, когда сама судьба занесла меня в тот проклятый лес, дабы доказать мне, что всё моё мировоззрение – это всего лишь чушь заигравшегося мальчишки.
Я почуял этот знакомый запах еще за несколько миль до леса. Сильный, притягательный, немного сладковатый и до безумия странный. Право же, этот запах невозможно было забыть. Навязчивые, и даже неуправляемые собственным разумом мысли посетить странного путника тотчас глубоко поселилась в моём сердце.
Я, точно в какой-то бредовой дрёме, в которой находились заядлые курильщики опиума после принятия новой дозы, бездумно направился в сторону этого тонкого аромата. Чем ближе я был, тем сильнее становилась злость, дабы я до глубины своей прогнившей души возжелал узнать тайну этого бренного мира, а она требовала терпения.
Я чувствовал, как яростно бьется моё сердце, и слышал песнь этого странного путника. Она была легкой, непринужденной, похожей на колыбельную.
Кто был её исполнителем? Ангел? Демон? Или простой человек? Это была чья-то душа, которая сию минуту же пленила меня. Эта душа была опиумом, а я – зависимым заядлым его курильщиком.
Эта душа за одно единственное мгновение свела меня с ума. Я потерял рассудок. Страх упустить этот след овладел мною. Я никогда так быстро не достигал своей цели, как это произошло сейчас. Я никогда с таким рвением не искал ни одну душу, как искал эту в сию минуту. Ноги мои никогда не подкашивались от нетерпения, а тело не покрывала такая сильная, крупная дрожь. И я остановился, добравшись до заветного леса…