Апокалипсис отменяется (сборник)
Шрифт:
— Ну кто же знал, что все зайдет так далеко…
— Я знал! Я! Все, хватит пререканий! Пора действовать.
Лето в самом разгаре, но от земли веет холодом. Ночное небо тоже теплом не жалует. За домом пустынное поле, в пятистах метрах чернеет неровная стена леса. Остальные домики в отдалении, смотрят глухими квадратами окон, провожают настороженными взглядами.
Олег невольно поежился, вновь ощутил странную пустоту внутри и вокруг. Память услужливо нарисовала картинку прошлого: палатки, шалаши, десятки костров и шумные компании возле пышных огненных шапок.
Армия Сопротивления давно превратилась в отряд, и этот отряд медленно скатывается по кривой прогресса. В первый год посев пшеницы восприняли с радостью, как удивительное приключение. И хлеб молотили весело, обсуждали пользу натуральных продуктов, кляли синтетическую пищу, заменители и прочую химико-биологическую мерзость. Даже пиво сварили, настоящее, правильное! Но через тридцать лет энтузиазм стерся вместе с суставными хрящами. Приключение стало настоящим экстримом. Каждый день — битва, а главным врагом стал простой, животный голод. Думать некогда, даже голову к небу поднять… некогда.
Но сегодня Олег все-таки бросил короткий взгляд в космос, заскрежетал, запыхтел.
— Мрази, — наконец прошипел он.
Стас отозвался устало и отрешенно:
— Что не так?
— Что-что, — Олег фыркнул, поморщился, — ты небо давно видел?
— Ну… Вот сейчас вижу. Небо как небо.
— Нет… — протянул шеф. — Звезды глянь какие, как яблоки! И сверкают, сволочи, будто на генеральских погонах сидят.
Стас нахмурился, но к звездам в самом деле стал приглядываться.
— Ерунда.
— Нет, не ерунда, — сказал Олег. — Это означает, что слухи про w-топливо и прочие экологические сказки… дьявол, это действительно сильно. Это любой поймет, даже наши, — мужчина кивнул в сторону далеких домиков, — оценят.
В лунном свете лицо Стаса казалось серым, покатый череп изрезан глубокими морщинами, уголки рта стремятся к земле, выгибают рот в печальную линию. Он сбавил шаг, в голосе прозвучала неподдельная тревога:
— Шеф, ты уверен, что стоит нанести этот удар?
Олег отозвался насмешливо, звонко:
— Боишься подпалить шкурку?
— Не в этом дело. Я в знаки верю.
— Ну-ну.
— Серьезно. Не хотел говорить, но теперь все так совпало…
— Не мямли, Стас! Выражайся по-человечески! Четко, ясно, быстро! Ну?!
На лбу попутчика выступила легкая испарина, ровное лицо перекосилось болью:
— Они называют нас смертниками.
В тяжелом молчании звук шагов приобрел новый оттенок, усилился, напомнил грозную поступь пехоты. Чернота родного леса стала вдруг мрачной, двинулась навстречу, словно это не они шагают, а она — ползет, расправляет щупальца, тянет корявые руки, готовится схватить.
— А они, стало быть, бессмертники? Этакие Кощеи?! Эти идиоты не понимают, что через пару лет лишат человечество самого главного — бессмертия души! Душа не сможет уйти на покой, будет вечно страдать в земной плоти! Вечно! Мы последние, единственные, кто сохранил
— Они отрицают душу.
— Тем хуже для них. Вечная жизнь противоестественна! Неужели так сложно раскрыть глаза? Неужели так трудно увидеть вечные законы? Вот же они! На ладони! Вокруг нас! Неужели сложно?! — Олег горько хмыкнул и добавил уже рассудительно: — Люди ослепли.
— Но теперь, мы действительно… смертники. — Последнее слово Стас произнес с придыханием, споткнулся. Зашитые по карманам болты и гвоздики звякнули разом, звук отразился зловещей волной, мрачной, как окружающий пейзаж. — Если рассуждать здраво, — его голос упал до шепота, — этот шаг ничего не изменит. Мы даже не можем спрогнозировать эффект. Ну убьет кого-нибудь, пусть пару сотен, и что? Это жест отчаянья, тебе не кажется?
Олег отозвался зло, даже в тусклом свете заметно, как проступили багровые пятна на щеках и шее:
— Кажется. Но это последний способ напомнить людям о вечных ценностях. Человек лезет в сферы, доступные только богу. Человек не имеет права отменять смерть! В этой эпохе разврата мы станем первыми, и за нами потянутся, вот увидишь! Индусы встанут, китайцы, вьетнамцы, да мало ли кто еще! Просто кто-то должен стать первым, должен показать пример.
Палец Стаса с силой оттянул ворот футболки, будто истертая ткань сдавила горло.
— Но это убийство, — проронил он.
Олег остановился резко, маленькие глазки поймали лунный отблеск, сверкнули злобным мертвенным светом. В измученном жизнью лице застыло тотальное отвращение.
— Стас, мы идем спасать человечество, запомни!
— А как же наши? — спросил попутчик и кивнул в сторону поселения. — Там остались только старухи и зеленый молодняк.
— С ними Василий Петрович и дед Натан!
— Этого недостаточно…
— Стас! Хватит сомнений! Мы слишком долго сомневались, слишком! Это последний шанс, и его нужно поймать, если не за хвост, то за горло!
— Нас засекут раньше, чем приблизимся к этой проклятой площади, — убито отозвался Стас. Массивные руки разошлись в стороны, болты и гвоздики снова звякнули, звук прорезал ночь. — Посмотри на нас. Люди будущего выглядят иначе. Ну а пластит… Любая система безопасности…
Губы шефа искривились презрительно, нос покрылся неровными складочками:
— Не засекут. Ты ведь сам говорил, что технологии скачут, как черти, а все наши запасы — древности. Если это правда, значит, пластит — тоже пережиток прошлого, его не обнаружат хотя бы потому, что искать не станут. Вообще, в мире, где больше не боятся смерти, никто и не подумает искать смертников. Мы для них кто-то вроде домового или лешего, разве не так?
Поезд прорезал встречный ветер и плавно остановился. Серебристый корпус искрится на солнце, переливается, мерцает. Дверки разошлись беззвучно, навстречу шагнул высокий худой человек в светлом костюме. Он замер, рассматривая странную парочку на перроне. Огромные мужчины выглядят диковато, камуфляж на обоих истрепанный, оттенки зеленого пожелтели. Куртки слишком широкие, болтаются, скрывают сильные тела. Оба в тяжелых, туго зашнурованных ботинках, только шнурки эти порваны и связаны узлами. Лица незнакомцев странные, глаза нервные.