Апокалипсис Томаса
Шрифт:
Перед самым уходом миссис Теймид ужалила еще раз, более загадочно, чем раньше:
— Ты всего лишь мертвый мальчик. Ты не один из нас и никогда им не станешь, мертвый мальчик.
Дверь из гостиной в коридор закрылась с многозначительным хлопком, но я не сразу вышел из стенного шкафа. Ждал, пока мальчик скажет мне, что миссис Теймид отбыла.
Через пару минут я все-таки осторожно вернулся в гостиную, хотя он не произнес ни слова.
Вопреки приказу домоправительницы, он отодвинул портьеру и
— Что она имела в виду… мертвый мальчик?
Он не ответил.
— Это угроза? Они собираются убить тебя?
— Нет, такая она по натуре. Это ничего не значит.
— Я думаю, что значит. И я думаю, ты знаешь, что значит. Я здесь, чтобы помочь тебе. Как тебя зовут?
Он покачал головой.
— Я могу тебе помочь.
— Никто не может.
— Ты хочешь выйти отсюда.
Он лишь смотрел на далекий мавзолей.
— Я выведу тебя из Роузленда, к властям.
— Невозможно.
— Через стену. Это просто.
Он повернул голову ко мне. Печаль не просто наполняла его глаза, они ею светились, и, встретившись с ним взглядом, я почувствовал, как на сердце лег камень.
— Они всегда знают, где я, — мальчик потянул вверх левый рукав свитера, и я увидел некий предмет, больше похожий на наручник, чем на часы.
Подойдя, чтобы внимательно его рассмотреть, я увидел, что он заперт на замок, а замочная скважина, как на настоящих наручниках. Массивностью предмет превосходил часы. С учетом миниатюрности запястья мальчика казался очень уж тяжелым, но ни потертости кожи, ни ссадин я не заметил.
— Это Джи-пи-эс-транспондер, — пояснил мальчик. — Если я выйду из своих апартаментов, по дому разнесется сигнал тревоги. Раздастся он и в сторожке у ворот, и в рациях охранников. Если я покину второй этаж, сигнал изменится. Третий сигнал зазвучит, если я выйду из дома.
— Почему они держат тебя здесь?
Вместо ответа он продолжил объяснять работу монитора:
— Они могут следить за моими передвижениями по дому и поместью на карте, которая высвечивается на дисплеях их мобильников. Как только я покидаю второй этаж, кто-нибудь подходит и постоянно держится рядом.
Я пристальнее присмотрелся к следящему устройству.
— Да, похоже, замок здесь, как в наручниках. Я кое-что о них знаю. Наверное, смогу открыть скрепкой для бумаг.
— Если попытаешься, зазвучит сигнал тревоги, как и в том случае, если я выйду из апартаментов.
Когда он поднял на меня глаза, в них стояли слезы.
— Я тебя не подведу, — заверил его я, но обещание отдавало наглостью, напоминая вызов
Глава 17
Я полагал, что освобождение ребенка усложнится, если кто-то заметит, что он нарушает указания домоправительницы, и задвинул портьеру.
— Нам даже не придется уходить из Роузленда. Мы вызовем сюда полицию. Они могут подумать, что я чокнутый, но у меня есть настоящий друг, начальник полиции в Пико Мундо. Он мне поверит и привлечет внимание местных властей.
— Нет. Только не копы. Это будет… концом всего. Ты не понимаешь, кто я.
— Так скажи мне.
— Если ты узнаешь… эти люди… они убьют тебя так, что ты станешь мертвее мертвого.
— Справиться со мной труднее, чем может показаться на первый взгляд.
Может, он хотел рассмеяться мне в лицо, но вместо этого вернулся к стулу, на котором сидел, когда я вошел в его апартаменты.
Я вновь устроился на скамеечке.
— Ты сказал миссис Теймид, что он привез тебя сюда и должен, как минимум, отвезти обратно. О ком ты говорил?
— О нем? О ком еще, как не о нем? Все это из-за него.
— Ноя Волфлоу?
— Волфлоу, — повторил он с горечью, которая копилась долгую жизнь и никак не могла звучать в устах такого мальчика.
— Он привез тебя сюда. Ты хочешь сказать, похитил?
— Хуже, чем похитил.
В его лице я встретил достойного ученика Аннамарии.
Прекрасно зная глубины зла, на которые могут опускаться люди, я внутренне сжался, готовясь к ответу на мой следующий вопрос:
— Почему ты нужен Волфлоу здесь? Чего он… хочет от тебя?
— Я его игрушка. Все для него игрушки, — голос мальчика задрожал, и под презрением, которым сочились его слова, ощущалась какая-то другая эмоция, более близкая к грусти, чем к злости, чувство трагической утраты.
Я вспомнил разговор с Генри Лоулэмом у сторожки, когда он предположил, что Аннамария нужна Ною Волфлоу для новых ощущений.
У меня сжало грудь, перехватило дыхание. Меня душило негодование. Я полагал, что говорит мальчик об извращениях.
— Я знаю, что такое ад, — он, казалось, вжался в спинку стула. — Ад — это Роузленд.
После паузы я спросил:
— Он… трогает тебя?
— Нет. Он хочет от меня другого.
Я почувствовал облегчение: хоть об этом можно не волноваться, но теперь выходило, что мальчику грозило что-то более страшное.
— Я здесь, потому что в какой-то момент он ощутил угрызения совести, — добавил мальчик.
И эта фраза выглядела странной в устах ребенка. Еще и загадочной.
Исходя из того, как протекал наш разговор, я сомневался, что мне удастся выжать из него пояснение.