Апокалипсис Томаса
Шрифт:
— Да, сэр. Может, и больше.
— И как же они выглядели?
— Я сталкивался с ними только в темноте.
— Но что-то вы смогли разглядеть.
— Ничего, сэр. Было очень темно.
Он чуть расслабился.
— В наших краях такие большие животные не водятся.
— А медведи?
— Медведи?
— Калифорнийские бурые медведи.
— М-м-м-м.
— Возможно, медведи перебрались через стену, окружающую поместье, и сожрали всех кугуаров.
Скользкая картофелина выскочила из руки шефа и запрыгала по раковине из нержавеющей стали.
— Могли это быть медведи? — настаивал
Достав из раковины картофелину, шеф вновь принялся ее чистить, но сосредоточенность, с которой он прежде занимался этим делом, испарилась как дым. Теперь он чистил картофелину так неуклюже, что мне стало за него стыдно.
— Может, ночами тебе стоило оставаться дома?
Дочистив картофелину крайне неловкими движениями, шеф бросил ее в большую кастрюлю, наполовину наполненную водой.
— Впервые я столкнулся с ними в конюшне, этим утром, через полчаса после рассвета, — пояснил я.
Он взял следующую картофелину и начал чистить ее с таким видом, будто ненавидит все, что произрастает в Айдахо [11] , но особенно картофель.
— Во второй раз это случилось двадцать минут тому назад, в дубовой роще, где стало так темно, что я подумал о солнечном затмении.
— Это какой-то бред.
— Для меня тоже.
— Не было никакого солнечного затмения.
11
В штате Айдахо выращивается основная часть картофеля, поступающая на рынки США.
— Нет, сэр, наверное, не было. Но что-то было.
Наблюдая за ним, я доел кусок творожного пирога.
Бросив вторую картофелину в кастрюлю, положив на разделочную доску нож, шеф Шилшом сказал:
— Мое лекарство.
— Сэр?
— Я забыл его принять, — и он покинул кухню через дверь в коридор.
Во второй раковине я ополоснул тарелку, вилку и стакан. Поставил их в посудомоечную машину.
Съеденное тяжелым камнем лежало в желудке, и я чувствовал себя так, будто поесть мне удалось в последний раз.
«…и этот кто-то отчаянно нуждается в твоей помощи».
Мысленно повторяя слова Аннамарии, надеясь задействовать свой психический магнетизм, как пытался в тот момент, когда безмолвная наездница на жеребце-призраке спасла мне жизнь, загнав на дерево, я вышел из кухни через одну из вращающихся дверей в буфетную.
Потом миновал столовую, уютную дневную гостиную, размерами уступающую большой гостиной, прошел коридором, обшитым деревянными панелями, мимо дверей, открыть которые желания у меня не возникло. За прошедшие пару дней планировка особняка не раз и не два сбивала меня с толку, не только размерами помещений, но и потому, что архитектор, похоже, изобрел новую геометрию прежде никому не известным измерением, и я ничего не мог запомнить. Комнаты соединялись необычным образом, постоянно удивляя меня.
К тому времени, когда я прибыл в библиотеку, маршрутом, который, по моему разумению, никак не мог привести меня туда, меня поразили два момента: глубокая тишина, царившая в особняке, и отсутствие обслуги.
Вчера я впервые воспользовалс я предложением считать первый этаж особняка своим домом и провел какое-то время в комнате для игры в карты и в полностью оборудованном тренажерном зале. Столкнулся только с домоправительницей, миссис Теймид, и горничной, Викторией Морс.
Теперь, стоя на пороге библиотеки, гадая, с чего это в доме так тихо, я осознал, что ни домоправительница, ни горничная не занимались каким-то конкретным делом, когда я на них набрел. Они стояли в комнате для игры в карты и о чем-то увлеченно говорили. Хотя я извинился за то, что помешал им, и собрался уйти, они заверили меня, что здесь уже все сделали и у них дела в другом месте. Они тут же ушли, но до меня только сейчас дошло, что ни одна не держала в руках даже тряпки для стирания пыли, не говоря уже о каких-то более сложных приспособлениях для уборки.
В таком большом доме — лепнина, резные мраморные камины, различные архитектурные детали — миссис Теймид и полудесятку горничных следовало жужжать с утра и до позднего вечера. Я набрел только на двоих и не увидел их за работой.
Переступая порог, я нашел библиотеку пустой. Вдоль стен большой прямоугольной комнаты стояли высокие стеллажи. Несколько окон закрывали тяжелые парчовые портьеры. Я не задержался, чтобы прочитать название хотя бы одной из тысяч книг, не уселся в кресло. Направляемый психическим магнетизмом, пошел к спиральной лестнице, занимавшей середину библиотеки.
Пол и потолок из красного дерева разделяли двадцать футов. Мезонин шириной в пять футов тянулся по периметру на высоте двенадцати футов.
Стойки перил бронзовой спиральной лестницы выковали в виде лиан с золотистыми листьями. Возможно, каждая являла собой древо знаний.
Верхняя лестничная площадка мостиком соединялась с двумя длинными сторонами мезонина. Без колебания я повернул на левую часть мостика. Пройдя его, повернул направо.
В юго-восточном углу мезонина, под углом между книжными полками, увидел тяжелую деревянную дверь, расположенную под сандриком [12] , украшенным бронзовым факелом с золотистым пламенем. Через дверь я вышел в пересечение двух коридоров второго этажа.
12
Сандрик/pediment — декоративный архитектурный элемент в виде небольшого карниза. Располагается над окном или дверью.
Приглашение наслаждаться радостями первого этажа не включало второй этаж особняка. Я решил не обращать на это внимания. Не ощутил ни малейшего колебания. Не думаю, что я плохой человек, но признаю, что иной раз могу проявить своеволие.
Помня о том, что совсем недавно начальник службы безопасности, Паули Семпитерно, высказал желание пустить мне пулю в лицо, нарушение мною покоя мистера Волфлоу могло привести к чему-то и похуже, чем к строгой лекции о соблюдении правил приличия. Так что не следовало забывать про осторожность.