Апокрифический водитель говновоза клана Солнечного пепла

Сыров Владимир

Он отошел в сторону и достал артефакт. Черный шар пульсировал в его руке, излучая странное, холодное свечение.

– ИРИС, – сказал он. – Что теперь?

– Теперь… вы должны найти способ закрыть портал, – ответила ИРИС. – Иначе… монстры из Айронгарда захватят весь реальный мир.

– И… как мы это сделаем? – спросил Сергей, его голос был хриплым и усталым. Он чувствовал, как тяжесть ответственности давит на него, словно каменная плита. Два мира… Два мира зависели от него. От… говновоза. Ирония судьбы.

– Я… я не знаю, – ответила ИРИС, и впервые в ее голосе Сергей услышал… сомнение. –

Но… я верю, что ты найдешь решение. Ты… ты же Апокрифический Говновоз. Ты… ты можешь все.

Сергей усмехнулся. Могу все, – подумал он с горечью. – Как же. Он посмотрел на артефакт, на пульсирующий черный шар, который словно издевался над ним своим холодным сиянием. Страх, липкий и холодный, сжимал его сердце железными тисками. Два мира… Два чертовых мира на моих плечах. А я даже свой зассанный подъезд в порядке держать не могу. Он почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Говновоз… спасатель миров… Что за бред?

– Сергей, – мягкий голос Аэлины разрезал тяжелое молчание. – Ты в порядке? Ты какой-то… бледный.

Он резко поднял голову и посмотрел на нее. Аэлина стояла рядом, ее лицо выражало беспокойство. В ее эльфийских глазах он увидел… тепло. И… понимание.

– Просто… задумался, – ответил он, пытаясь улыбнуться. – Много дел… навалилось.

– Я… я знаю, – сказала Аэлина. – Это… это все так… нереально. Но… мы должны что-то делать. Мы не можем просто… сидеть и ждать. Я… я думаю, что нам стоит обратиться к… "Серебряным Грифонам". Они… они один из самых крупных кланов в Айронгарде. И… они… они должны знать, что происходит.

Сергей задумался. "Серебряные Грифоны"… Он помнил их. Они были… элитным кланом. Кланом, который когда-то высмеял его за его… "непрестижный" класс. Но… сейчас не время для гордости. Сейчас важно… выжить.

– Ты… ты права, – сказал он. – "Серебряные Грифоны"… они могут знать, что делать. И… они могут нам помочь. И… – он посмотрел на мать и Диму, которые с тревогой наблюдали за их разговором. – Там… там будет безопасно для моей семьи.

– Тогда… тогда чего мы ждем? – спросила Аэлина, ее глаза загорелись надеждой. – Пошли.

Сергей кивнул. Он встал, подошел к матери и Диме, и обнял их.

– Мы… мы скоро вернемся, – сказал он. – Обещаю.

Он повернулся к Аэлине. – Идем, – сказал он. – Время не ждет.

Интерлюдия

– Алексей, – Маша теребила починенную куклу, ее улыбка казалась хрупкой, как тонкий лед. – А ты… ты волшебник?

Алексей неловко потер шею. В игре он с легкостью называл себя "Пламенем Бездны", но здесь, в этом странном, разрушенном мире, это звучало… глупо.

– Можно и так сказать, – ответил он, наблюдая за тем, как тени от деревьев удлиняются в сгущающихся сумерках.

Внезапно воздух пропитался морозным холодом. Волоски на руках Алексея встали дыбом. Он почувствовал присутствие… чего-то зловещего. Чего-то гораздо более опасного, чем крыса-мутант.

– Маша, – его голос прозвучал хрипло, – нам нужно уходить. Сейчас же.

Но было уже поздно.

Из-за деревьев, словно из самого воздуха, материализовалась

фигура. Высокая, худая, окутанная темным плащом. Ее лица не было видно, но Алексей чувствовал на себе ее взгляд. Холодный, пронизывающий взгляд, который словно высасывал из него жизненную силу.

– Кто ты? – спросил Алексей, сжимая в руке магический мешочек.

Фигура не ответила. Она просто стояла, молча наблюдая за ними. И в этой тишине было что-то… ужасающее.

Вдруг фигура резко двинулась. Она пролетела через парк, словно призрак, оставляя за собой шлейф ледяного воздуха.

Алексей понял, что это конец. Он обнял Машу, пытаясь защитить ее своим телом.

– Не бойся, – прошептал он, зная, что это ложь.

Фигура остановилась перед ними. Она подняла руку… и в ее ладони появился шар темной энергии. Шар пульсировал, излучая холод и смерть.

Маша вскрикнула.

Алексей зажмурился, готовясь к неизбежному.

Раздался взрыв. Мир вокруг Алексея померк. Он ничего не чувствовал. Ничего не слышал. Только пустота. Холодная, бездонная пустота.

А потом… ничего.

На асфальте остались лишь две горстки пепла. Одна большая… и одна маленькая. Ветер подхватил пепел и разнес его по пустынному парку. Сломанная кукла лежала рядом, глядя пустыми глазами в небо. Апокалипсис продолжался.

Глава 22

Путь к твердыне «Серебряных Грифонов» пролегал через ландшафт, который мог бы присниться разве что Сальвадору Дали после обильного ужина мухоморами. Айронгард, и прежде бывший игрой с довольно своеобразной физикой и биологией, теперь окончательно утратил связь с реальностью, какой ее помнили игроки. Деревья, некогда мирно зеленеющие пиксельными кронами, обзавелись пульсирующими наростами, похожими на опухоли, а трава под колесами ЗИЛа шевелилась, словно состояла из тысяч микроскопических червей. Небо, ранее стабильно-голубое, приобрело оттенок разбавленной зеленки, а облака напоминали гигантских медуз, лениво дрейфующих в этом кислотно-зеленом бульоне.

За рулем сидел Сергей, он же Парцифаль, он же Апокрифический Говновоз – титул, который он все еще воспринимал как личное оскорбление. Впрочем, к новым способностям он уже привык. Машина, гудела под его руками. Лицо Сергея было сосредоточено. Он вел машину с тем же спокойствием, с каким управлял этим мусоровозом на первых этапах игры, ловко объезжая пульсирующие кочки и старательно игнорируя мерзкое похрюкивание, доносившееся из окрестных кустов.

На заднем сиденье, вцепившись в обшивку с выражением тихого ужаса, сидела его мать, Надежда. Попав в Айронгард, она, после долгих уговоров Сергея и Аэлины, выбрала расу высших эльфов – преимущественно из-за красивых ушей. Класс «Жрица жизни» был выбран по принципу «чтобы полезно было». Система, встретившись с живым человеком, проявила некоторую инициативу и наделила Надежду талантом «Материнская забота», который усиливал любые исцеляющие эффекты в радиусе десяти метров. В данный момент Надежда испытывала смешанные чувства: с одной стороны, волшебные эльфийские уши ей очень шли, с другой – окружающая действительность вызывала у нее стойкое желание забиться под одеяло и не вылезать оттуда, пока все это не кончится.