Апология истории, или Ремесло историка
Шрифт:
За этой фразой скрыты огромные методические и исследовательские усилия, воодушевляемые стремлением установить контакт с сознанием людей средневековья, понять их мысли и намерения, зашифрованные в документах, написанных на языке, на котором эти люди не говорили и не думали. К сожалению, приходится признать: мало историков, ставящих перед собой подобную задачу и знающих, как ее решать, — в той мере, в какой она вообще разрешима. «Хорошо бы, — продолжает Блок, — если эта работа (перевод на латынь документа понятий, выраженных на народном языке. — А. Г.) совершалась всегда по одним и тем же правилам! Но где там! От школьного сочинения, язык которого неуклюже калькирует мысленную схему на народном языке, до латинской речи, тщательно отшлифованной ученым церковником, мы встретим множество ступеней» [71] .
71
Ibid. P. 123.
Это — один из «уроков метода», даваемых работами Блока. Его труды содержат немало убедительных опытов терминологического анализа, ведущего к более точному
Не будем останавливаться на примерах такого анализа, но не откажем себе в удовольствии вкратце изложить содержание маленького очерка о посвящении в рыцари, который мы находим в одной из глав II тома «Феодального общества»: это своего рода образец социального исследования обряда. Начиная с середины XI в. французские тексты все чаще упоминают действия, сопровождавшие вступление в число рыцарей: юношу опоясывают мечом, он получает от сеньора удар мечом плашмя по плечу, вскакивает затем на коня и поражает цель копьем. Существенным моментом этого акта считалось физическое соприкосновение посвящаемого юноши и посвящающего сеньора — таким путем один мистическим образом влияет на другого, так же как епископ — на посвящаемого им в сан священника. Блок сближает этот ритуал с инициациями молодых людей в примитивных обществах; несомненна связь его с древнегерманскими обычаями.
Констатацией подобной преемственности и ограничивались предшественники Блока. Для него же здесь проблема только начинается. Ибо «с изменением социальной среды соответственно изменилось и человеческое содержание акта» [72] . У германцев все свободные мужчины составляли войско, и посвящение юноши было лишь ритуалом вступления его в состав народа, тогда как в феодальном обществе складывается особая группа профессиональных воинов, в которую входят вассалы и сеньоры, и эта церемония превращается в форму вступления в класс. Однако в «первый феодальный период» рыцарство было классом только фактически. С середины же XI в. оно начинает оформляться, и рыцарский обряд становится своего рода посвящением, сопровождающим приобщение к сословию — ordo, подразделению, из которых, согласно божественному замыслу, состоит общество. «Но как в обществе, жившем под знаком сверхъестественного, ритуал вручения оружия, первоначально чисто светский, мог не получить сакрального отпечатка?» [73] И он действительно его-получает: духовенство освящает оружие, рыцарь возлагает свою перчатку на алтарь, молитвы сопровождают обряд. Несколько позднее акт посвящения становится наследственной привилегией «благородных», и момент, когда об этой привилегии открыто заявляют, свидетельствует о ясном осознании рыцарями своей социальной обособленности в феодальном обществе. Рост классового самосознания дворянства в XII в. отражает вместе с тем изменения, которые происходили в обществе в целом, — обострение противоречий между феодалами и крестьянами, усиление горожан. Именно в этой обстановке господствующее сословие и ощутило потребность отгородиться от «низких» и простолюдинов. Таким образом, кристаллизация рыцарства находит свое выражение и в церемонии посвящения. Анализ социальной терминологии, ритуалов, которыми была насыщена жизнь средневекового общества, позволяет Блоку исследовать жизненную реальность [74] .
72
Ibid. P. 436.
73
Bloch M. La société féodale. P. 438.
74
Продолжая и углубляя анализ ритуалов вассальной зависимости, современный французский медиевист Жак Ле Гофф опирается на труды Блока, демонстрируя тем самым их плодотворность для современного исследования средневековой социальной символики. См.: Le Goff J. Le rituel symbolique de la vassalité.//Le Goff J. Pour un autre Moyen Age. Temps, travail efc culture en Occident: 18 essais. Paris, 1977. P. 349–420.
Вспомним приведенные выше слова Альфана о том, что история вынуждена покорно копировать исторические свидетельства, не отступая ни на шаг от их буквы и полностью разделяя с ними их ограниченность. А вот как толкует эту зависимость Блок: «При нашей неизбежной подчиненности прошлому мы пользуемся по крайней мере одной льготой: хотя мы обречены знакомиться с ним лишь по его следам, нам все же удается узнать о нем значительно больше, чем ему угодно было нам открыть. Если браться за дело с умом, это великая победа понимания над данностью» [75] . Историческая наука — не «вечная и неразвивающаяся ученица» древних хроник, копирующая их оценки, но «все более отважная исследовательница ушедших эпох».
75
Bloch M. Apologie pour l'Histoire. P. 25.
Настоящий историк похож на сказочного людоеда: «Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча». Общественный человек, человек в социальной группе, в обществе — таков предмет исторического исследования. Блок протестует против искусственного расчленения человека на homo religiosus, homo oeconomicus или homo politicus — история призвана изучать человека в единстве всех его социальных проявлений. Общественные отношения и трудовая деятельность, формы сознания и коллективные чувства, правотворчество и фольклор — в этих ракурсах выступает человек в работах Блока. Изучение техники, экономики, сельского пейзажа, политических или правовых учреждений не должно скрывать людей, которые их создали или на них воздействовали и использовали. «Кто этого не усвоил, тот, самое большее, может стать чернорабочим эрудиции». История призвана охватить общественную жизнь людей
Иронизируя над эрудитами, «для которых крестьянин прошлого существует лишь для сочинения удобных юридических диссертаций» («Их крестьяне, — поддерживает эту мысль Февр, — обрабатывали только картулярии, притом хартиями вместо плугов» [76] ), Блок настаивал на том, что человек давних времен не должен оставаться «пустым фантомом». Историк стремится к точности изображения изучаемой им эпохи. Но «быть точным — значит быть конкретным». Обнаруживаемые в средневековых документах крестьяне, утверждал Блок, «должны предстать существами из плоти и костей, которые работают на подлинных полях, испытывают настоящие трудности. Их сознание, зачастую темное для нас, как, несомненно, и для них самих, тем не менее дает историку великолепный сюжет для исследования и воскрешения». [77]
76
В кн.: Блок М. Характерные черты французской аграрной истории. С. 25.
77
Bloch M. Les caractères originaux…, t. II. P. XXVII.
Блоку были близки слова Мишле: «История — это воскрешение». Писать историю, в которой действуют живые люди, — таково требование, трудно выполнимое, но императивное. Как этого добиться?
Прежде всего, по мнению Блока, необходимо по возможности изучить среду, в которой существовали люди: природные условия, средства коммуникации, обмен, состояние техники. «Наивно претендовать на понимание людей, не зная, как они себя чувствовали» [78] . Историк не может не поставить вопросов о плотности населения в изучаемую эпоху, о продолжительности жизни, физическом состоянии человека, о гигиенических условиях, в которых он жил. Новый для исторической науки вопрос — человеческая чувствительность. «Взрывы отчаяния и ярости, безрассудные поступки, внезапные душевные переломы доставляют немалые трудности историкам, которые инстинктивно склонны реконструировать прошлое по схемам разума; а ведь все эти явления существенны для всякой истории и, несомненно, оказали на развитие политических событий в феодальной Европе большое влияние, о котором умалчивают лишь из какой-то глупой стыдливости».
78
Bloch M. La société féodale. P. 115–116.
Мыслители прошлого исходили из уверенности, что во всех перипетиях истории в ней оставалось нечто неизменное — человек. Историки охотно рядили своих современников в костюмы разных периодов, приписывая людям иных эпох собственные способы восприятия мира и реакции на социальное и природное окружение. Наука нового времени приходит к противоположному выводу: человек изменчив, в частности изменчива его психика. Наука коллективная психология, добившаяся немалых успехов как раз во Франции, оказала на Блока и Февра значительное влияние. В истории чувств и образа мышления они видели свои «заповедные угодья» и увлеченно разрабатывали эти темы.
Не показательно ли, что одна из ранних монографий Блока специально посвящена анализу массовой психологии средневековья? В книге «Короли-чудотворцы» Блок прослеживает возникновение и историю веры населения Франции и Англии в чудодейственную силу своих монархов. Король — наместник бога, получивший помазанье церкви, обладал в глазах своих подданных чудесным даром, с помощью которого мог простым прикосновеньем исцелять больных золотухой. Исследование Блока затрагивает широкий комплекс проблем: веру в сакральную природу королевской власти, убеждение в силе магии, коллективные представления, которые оказываются устойчивыми на протяжении многих веков: в Англии эта вера продержалась вплоть до начала XVIII века, во Франции — до конца первой четверти XIX века. «Суеверие», «предрассудок», «заблуждение» — эти квалификации (от которых не свободна книга молодого Блока) ничего не объясняют, и для постижения подобных социально-психологических феноменов потребовался понятийный аппарат социологии и истории религии. Комплексное изучение ритуала, символов, верований, фольклора наметило тот путь, по которому пошла историческая антропология (как склонна называть себя ныне отрасль исторического знания, сосредоточивающаяся на всестороннем анализе человека в обществе). Перед нами в данном случае (а таких или сходных явлений история средневековья знает немало) — не идеи «в чистом виде», не плод внушения церковью «простецам» выгодных ей верований, а проявление коренных установок коллективного сознания, которые на определенном этапе были использованы монархией и духовенством в собственных целях.
Устарела ли книга Блока, со времени появления которой минуло более шести десятков лет? Недавно во Франции было осуществлено ее переиздание. В своем обстоятельном предисловии Жак Ле Гофф демонстрирует значение труда Блока для дальнейших исследований социально-психологических аспектов истории. Он указывает, в частности, на то, что в этом труде уже содержатся наметки теории «времени большой длительности», впоследствии разработанной Фернаном Броделем. В самом деле, предмет исследования Блока — верования, столетиями сохранявшие свою силу, ибо ментальность изменяется чрезвычайно медленно. Блок придерживался мнения, что обычай исцеления королями золотушных был зафиксирован уже в XII веке, но недавние исследования Ф. Барлоу и Ж. Ле Гоффа внесли в этот тезис коррективы: доказанным можно считать его существование с середины XIII века [79] . В любом случае перед нами явление, обнаружившее огромную устойчивость и исчезнувшее, собственно, вместе со средневековьем.
79
Barlow F. The Kings Evil.//English Historical Review. 1980. Vol. 95. N 374. P. 3-27; Bloch M. Les rois thaumaturges. Préface de J. Le Goff. Paris, 1983. P. XIII.