Апостол Смерти
Шрифт:
Вцепившись в руку парня, как кошка в крысу, я мысленно активировал все возможные для мёртвого духа мощи и рванул. Опрокинулся навзничь на дорогу, сжал пальцы и с потрясением обнаружил, что в руках ничего нет. Неужели ничего не вышло?! Я не смог!
Я поспешно вскочил на ноги и закрутил головой. Потусторонней женщины здесь не было. Какой-то мужчина бился в попытке реанимировать Хеллсинга массажем сердца, улицу оглашала сирена скорой помощи.
Мужчина отдёрнул руки, приложил пальцы к шейной артерии парня и громко крикнул:
— Пульс есть! Разойдитесь все, пустите скорую!
Всё происходящее
Оправиться от шока и обмозговать всё, что сейчас произошло, я не успел. Ноги сами остановились, глаза нехотя поднялись, а голова так и осталась опущенной. Напротив меня стоял Игорь и откровенно негодовал.
— Зачем ты это сделал? — дёрнулся он. — Строишь из себя ангела-хранителя! Кто тебя просил?!
Я не поднимал головы и смотрел на него исподлобья. Игорь продолжал злопыхать:
— Я говорил тебе, предупреждал — мы не должны помогать людям! Понравилось играть в супергероя? Никита, ты детище самой Смерти, а не мальчик на побегушках у этого сброда!
Он сжал губы, взгляд перепрыгивал с одного моего глаза на другой, и я наконец поднял голову.
— Знаешь, что, Игорь? Я больше не буду надеяться на кого-то и вымаливать свой покой. И не буду, как ты, сидеть, сложа руки. В любой ситуации, в которую я попаду, я буду действовать, даже если это сделает меня мальчиком на побегушках. Это лучше, чем «ничто» и, возможно, перспективно. Если ты не согласен со мной и будешь дальше уговаривать быть пустым местом, — наши с тобой дороги расходятся.
Игорь был задет очередным косвенным обвинением его в трусости, хорошо было заметно и упрямое убеждение в собственной правоте. Проживший до и после смерти дольше меня, он считал, что знает всё лучше, а вот с тем, что «новенький салага» учит его правильному существованию, мириться не желал.
Я не собирался спорить. После общения с таким «сородичем», одиночество уже не так страшило меня, как ещё сегодня утром, и без какой-то боязни и объяснений я собрался уходить.
— Никита! — окликнул меня Игорь. — Если… если этот парень выживет…
— Выживет.
— Он проведёт в больнице всяко не одну неделю. Приходить к нему тебе нет никакого смысла, искать другого проводника — тоже. Пока тебя видит один, тебя не увидит больше никто другой… — Игорь запнулся, подбирая слова, и кинулся догонять меня. — Ты такой же одинокий, как и я! Нам нужно держаться вместе! Ты слышишь меня? Кроме меня у тебя никого нет! Куда ты собрался идти?!
Без всякого удовольствия я понял, что он прав, и из груди вырвался тяжёлый вздох.
Глава 8 «Мальчик для битья»
Хоть и был вполне готов к вечному угнетению, долго находиться рядом с Игорем я не мог.
Компании пропащей родственной души с такой же загадочной судьбой он радовался от силы полчаса. За это время я успел узнать, что смерть настигла его в возрасте тридцати двух лет, причём не так уж и давно, и последние недели он был лишён
Большую часть времени я гулял по улицам, со скуки ездил во все отдалённые районы города, слушал бессмысленную болтовню своих попутчиков, думал о жизни и смерти и, если везло, полностью отключал разум, как в первые часы моего выхода из ячейки колумбария. Эти минуты помогали мне сохранить самообладание и контроль над уставшим рассудком перед лицом бесконечности.
Периодически, но не так часто, как хотелось бы, мне удавалось уснуть в одной из спален нашего с Игорем временного пристанища и даже видеть какие-то сны. Не те реальные видения, что изводили меня в квартире Леры, а вполне себе безобидные нелогичные и незапоминающиеся картинки искажённого прошлого и абстрактного будущего. Просыпаясь поутру или в разгар ночи — как тут сориентируешься, когда квартира круглые сутки залита солнечными лучами — я чувствовал лёгкий душевный подъём, словно бы несколько быстротечных часов побыл живым человеком.
Пару раз ездил в городскую больницу и торчал на посту, в надежде узнать о своём проводнике.
В первый свой визит со слов то зевающих, то хихикающих медсестёр, помимо всех подробностей личной жизни их коллег и знакомых, я узнал, что интересующий меня пациент родился в рубашке, пережив остановку сердца под колёсами машины. Однако больше всего медсестричек интересовало не феноменальное везение пациента, а то, что он всего день как выписался из психоневрологического диспансера, и вот снова попал на больничную койку. Построение гипотез о его психическом состоянии им представлялось весьма забавным и занимательным.
Среди этих кудахтающих куриц нашлась всего одна единственная, что заступилась за парня, но тут же оказалась оклёвана и высмеяна со всех сторон. С тех пор молодая медсестра принималась за писанину или уходила работать сразу, как только заводилась излюбленная тема, и, конечно, это только добавляло веселья соседкам по больничному курятнику.
Приехав во второй раз, я узнал, что Хеллсинга выписывают через пару дней, и стал готовиться к встрече. Она должна состояться в спокойной обстановке, без погони, травм и воя сирен.
В день выписки я поджидал его на остановке, но попадаться на глаза пока не стал. Дабы не выделяться среди по-летнему одетых людей, снял куртку, сунул свитер в рукав, оставшись в футболке, ушёл на заднюю площадку автобуса, уселся спиной к Хеллсингу и изредка проверял его наличие на своём месте. Всю дорогу он просидел в одной позе и безразлично осматривал позеленевшие карликовые деревца и переполненные народом турбазы.
Северную природу уже захватил солнечный июль, снег полностью сошёл, лишь иногда в тундрах или на вершинах отдалённых гор мерцали грязно-серые пятна. Пакет с больничными вещами — интересно, кто соизволил привезти ему тапки да полотенца? — валялся под ногами Хеллсинга, а скомканная куртка, в которой его доставила в больницу скорая, лежала на коленях. Одетый не по погоде в чёрные вещи, парень обливался потом, сильно отросшие волосы утратили вызывающую черноту, липли к лицу и шее, и вообще выглядел он не ахти.