Апрель
Шрифт:
Рядом с Хоуеллом уселся Гольд. Шофер стоял неподвижно, как изваяние.
— Я принес плохие вести, Лаубе, — повторил Хоуелл. — Инженер говорил с Лазаревским. Русский отказался от денег.
— Отказался? — удивленно проговорил Лаубе. — От денег? — Ему показалось, что он ослышался.
— Да, да, от денег. Он коммунист. И мост обещает закончить к первому мая.
— Хм… Однако они шагают в одной шеренге, — пробормотал Лаубе.
— О какой шеренге вы говорите? — поинтересовался Хоуелл. — Ладно, можете не объяснять. Не будем тратить времени на философию. Вступим с Лазаревским в открытую
— Что это даст? — спросил Гольд.
Хоуелл объяснил, что ему нужна не сенсация, не дутое разоблачение, а деловая, хорошо аргументированная статья. О русских писали и пишут немало всякой чепухи, но это нисколько не мешает им делать свои дела. Если Гольд не скомпрометирован политически, за что русские, конечно, могут уцепиться, то он выступит в газете с большой статьей, в которой докажет, что мост строится из плохих материалов, недобросовестными, мнимо скоростными методами. Строительство, осуществляемое армией, свидетельствует о мирных, созидательных целях этой армии. На это нужно будет указать в статье как па обстоятельство, противоречащее самой природе армии. Следовательно, мост — это пропагандистский трюк коммунистов. Он не простоит и полугода. Гольд, как венский житель и инженер, должен потребовать создания авторитетной комиссии для обследования строительства. Дело затянется, у Лазаревского опустятся руки, а тем временем Хоуелл и Лаубе выгодно реализуют вино.
— И Роу это немного поубавит спеси, — заключил Хоуелл. — Он ведь вообразил себя миллионером. Вчера любовница полковника, его шефа по спекуляции, получила в подарок виллу. Итак, Гольд, за дело!
— Сколько вы мне заплатите за это? — спросил Гольд.
— Столько, что вы будете довольны, — ответил Хоуелл.
— Точнее.
— Вы хотите, чтобы я назвал сумму?
— Да.
— Это меня немного затрудняет.
— Но меня это не затруднит, — оживился Гольд.
— Говорите ваши условия.
— Пятьдесят тысяч — ни одного гроша меньше!
Хоуелл чуть не вскочил с места, удивленный такой наглостью инженера.
— Вы здоровы? — с притворной заботливостью спросил он.
— Вполне.
— Не треплет ли вас лихорадка?
— Та же, что и вас.
— Яснее выражайтесь! — выкрикнул Хоуелл.
— Вы хотите нажить миллион, я — пятьдесят тысяч. Мой пароксизм можно излечить меньшей дозой золота.
— Да за пять… нет, за три тысячи — вы слышите, пожарная кишка с моноклем? — всего за три тысячи любой журналист напишет статью и докажет в ней, если я этого захочу, что Париж находится на Северном полюсе, что души людей после смерти переселяются в тела собак!
— Вам нужна статья инженера, — спокойно ответил Гольд. — Инженера, с точки зрения русских ничем себя не запятнавшего.
— Поэтому я вам и предлагаю десять тысяч.
— Я не возьму и тридцати.
— Вы свободны, Гольд! — холодно сказал Хоуелл.
— Я оставляю за собой право предупредить Лазаревского, — безразлично проговорил Гольд, приподнимаясь из-за стола.
Хоуелл метнул на него злой взгляд.
— Вы хотите враждовать со мной?
— Нет!
— В таком случае возьмите пятнадцать.
— Я сказал свое
— Двадцать! — выкрикнул Хоуелл, усаживая Гольда на место.
— Нет!
— Двадцать пять! И ни одного шиллинга больше.
— Я уже сказал: эта сумма меня не устраивает.
— Пятидесяти я вам не дам — это твердое мое решение.
— Я согласен получить сорок.
Хоуелл вопросительно глянул на Лаубе. Тот неодобрительно покачал головой.
— Я удивляюсь вашей расточительности, капитан! За что вы предлагаете инженеру двадцать пять тысяч шиллингов? Вы только вдумайтесь в цифру — двадцать пять тысяч! Целое состояние. За статью, от которой будет ли еще нам прок.
— Прок? — усмехнулся Гольд. — Очень определенный. Вы хотите заработать миллион. Моя статья поможет вам в этом. О каком еще проке можно говорить!
— Я никогда не слышал о статьях, от которых, как от иерихонских труб, рушились бы стены. — Лаубе иронически взглянул на Гольда. — Может, ваша статья будет обладать этими качествами?
Гольд молча пожал плечами. Но Хоуелл неожиданно для Лаубе стал на сторону инженера.
— Это борьба, Лаубе, — сказал он, — и мы должны бороться. Печать — сильное средство. Почему нам не обратиться к ней? Знаете, у американских журналистов есть термин «набивка черепов». Это значит, что черепа читающей публики можно набить любой словесной трухой, обработать общественное мнение в любом направлении. Повторяю: это борьба, а мы должны бороться, рисковать, или же без всяких попыток давайте сольем вино в водосточный люк на улице. Вы этого хотите?
— Нет, конечно, — ответил Лаубе. — Я не против статьи, но не за такую сумму. Это слишком дорого!
— Инженер! — обратился Хоуелл к Гольду. — Обдумайте мое предложение: двадцать пять тысяч шиллингов. Кругленькая сумма.
— Нет, — твердо ответил Гольд.
После долгих препирательств сошлись на сорока тысячах. Лаубе скрепя сердце согласился. Он не хотел из-за двадцати тысяч шиллингов порывать со своим компаньоном, который так горячо уверовал в статью Гольда. В конце концов, быть может, из этого что- нибудь и получится, создастся бум, который в какой-то мере и повлияет на темпы строительства.
— О’кэй! — выкрикнул Хоуелл, когда торг закончился. — Гольд, делайте поскорее. Статья должна быть готова послезавтра к вечеру. Деньги вы получите, прочитав мне статью перед сдачей в редакцию. С редакцией я договорюсь завтра. Но если вы плохо напишете…
— Это исключено, — ответил Гольд. — У меня хороший стимул.
Хоуелл поднялся из-за стола.
— Лаубе, ставьте вино, не скупитесь. У меня сегодня много дел. Я тороплюсь и возьму вино с собой. Джо! Забирай бутылки и марш к машине! Мы сейчас поедем.
Джо, внимательно слушавший, о чем говорилось за столом, слегка вздрогнул и опасливо глянул на своего хозяина. Но тот не смотрел в его сторону. Четко печатая шаг по плитам двора, Джо вместе с Лаубе отправился в подвал. В темноте Лаубе не заметил, как шофер капитана погрозил ему своим здоровенным пальцем. «Нужно помешать шайке сделать это грязное дело», — думал Джо, принимая от Лаубе бутылки.
Джо и Хоуелл оставили двор.
Лида начала играть. Под звуки торжественного марша Лаубе поднял стакан.