Апрель
Шрифт:
— Черт возьми! — воскликнул Гельм. — Пыль на развалинах тоже является собственностью?
— Даже пыль! — нравоучительно сказал комиссар. — Ею может распоряжаться только владелец.
Боязливо поглядывая на комиссара, Рози вышла из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Ее ухода не заметили ни Гельм, ни комиссар.
— Почему же владелец этих развалин, когда бригада под моим руководством собирала ржавое железо, не заявил о своем праве на него?
— Его дело заявлять о своем праве, когда ему заблагорассудится, — ответил комиссар.
— Однако
— Правосудие, Гельм, должно совершаться без промедления, на то оно и правосудие. Оно ездит не на старых клячах…
«…а на потасканных гитлеровских жеребцах», — подумал Гельм.
— Мне вас жаль, дружище, — продолжал комиссар, — жаль как бывалого солдата. А дело серьезное. Вам грозят три-четыре месяца тюрьмы. И зачем было вам, ветерану войны, лезть в эту затеянную коммунистами суету? Какое вы к ней имеете отношение?
— Прямое! — ответил Гельм.
— Как это понимать? — насторожился комиссар.
— Я коммунист и один из организаторов этого дела.
Глаза комиссара стали похожи на два оловянных шарика.
— В таком случае вы не заслуживаете снисхождения.
— Я и не собираюсь его просить у вас.
— Правосудие совершится! — Комиссар поднял руку и опустил ее на стол. — На вашем примере мы всем покажем, кто настоящий хозяин города. У нас еще есть силы, чтобы охранить город от вашего посягательства…
— На что? — гневно спросил Гельм. — На развалины? Посягательство людей, которые взяли кирки и лопаты в руки?
— Вас никто об этом не просил! — строго ответил комиссар.
— Ах, мы должны были просить на это разрешения у вас, стража развалин! Вы, я вижу, дорожите ими. Они вам нужны как память.
Комиссар встал из-за стола.
— Пусть лучше развалины, чем ваше хозяйничанье.
Гельм тоже встал и глянул в упор на комиссара:
— Да, заповеди «Майн кампф» вами усвоены неплохо.
— Ждите следователя! — побагровев, заорал комиссар. — И помните: вы здесь не на митинге. Вы привлекаетесь к ответственности как вор. Да, да, как обыкновенный вор!
Вызвав полицейского, комиссар приказал ему вывести Гельма и до прихода следователя находиться при нем неотлучно.
Гельм уселся на скамье в коридоре, полицейским примостился рядом. Следователя пришлось долго ждать. Приходили и уходили полицейские. Звонил телефон. Комиссар отдавал в трубку приказы, кого-то ругал, кому-то грозил «крутыми мерами». Участок жил своей обычной ночной жизнью.
Гельм волновался. Куда делась Рози? Как она все это восприняла? Хороший свадебный подарок приготовили ей эти мерзавцы! Три-четыре месяца тюрьмы… Явная провокация, рассчитанная на срыв сбора железа! Это ответ на призыв Зеппа. Враги не спят. Они вспомнили о собственности, правосудии. Как они ненавидят все, что напоминает строительство и мир! Они хотят войны! Этот гитлеровец в полицейском мундире, видно, уже забыл и Сталинград и пожарища Берлина. Он забился в щель и ждет своего времени. Нет, оно никогда не придет, это время!
Гельм заскрипел зубами. Полицейский настороженно
Через три часа пришел следователь. Сухой, геморроидального вида человек, он безразлично смотрел на Гельма сквозь стекла очков, жевал губами. И слова у него были какие-то жеваные, скучные.
— Я не обязан разбираться в мотивах, побудивших вас брать это железо, — говорил он. — Вами руководили благородные побуждения? Верю. Но железо является собственностью определенного лица. И даже если вы возвратите это железо владельцу, факт незаконного его изъятия все же остается фактом. Он оформлен письменно, есть заявление владельца, есть свидетели, что вы железо взяли, а моя обязанность, как представителя закона, допросить вас и дать делу естественный ход.
— Кому же принадлежал этот разрушенный дом на Шумангассе, кто владелец развалин, попранные права которого вы защищаете? — спросил Гельм.
— Дом, вернее то, что от него осталось, принадлежит господину Лаубе.
— Лаубе?! — воскликнул Гельм. — Мерзавцу, который лишил меня руки, сделал инвалидом? Его следовало бы привлечь к ответственности.
— Этот факт нигде не зафиксирован, — заговорил было следователь, но Гельм оборвал его:
— Он зафиксирован в памяти миллионов.
Следователь недоуменно взглянул на Гельма:
— О чем вы говорите? Я не понимаю вас!
— О преступлении Лаубе.
— Это не имеет касательства к делу. Мы разбираем ваше преступление, которое выразилось в том, что вы…
В это время в комнату вошли Рози и Зепп Люстгофф. Гельм радостно им улыбнулся и крепко пожал Зеппу руку. На душе стало светлее и легче. «Зепп, — подумал Гельм, — настоящий товарищ. Теперь им с нами двумя не справиться».
— Здравствуйте, господин Вайсбах! — Зепп снял фуражку, положил ее на край стола.
— Здравствуйте, господин Люстгофф. — На бледных губах следователя мелькнуло нечто вроде улыбки. Он предложил Зеппу стул. — Вы по делу Фридриха Гельма?
— Да, господин Вайсбах. Я пришел к вам сделать заявление, которое придаст делу несколько иной характер. Ответственность за железо, которое было взято из груды развалин на Шумангассе, в такой же мере, как Гельм, несу и я. Даже бльшую. Я, организатор этого предприятия, послал Гельма, а с ним и других людей за железом, предоставил им машину и лопаты, то есть орудия, — Зепп улыбнулся, — посредством которых и было совершено преступление на Шумангассе. Прошу зафиксировать это в протоколе следствия. Отвечать перед судом я буду вместе с ним.
Следователь заметно смутился и, пожевав губами, встал.
— Я попрошу вас немного подождать, господин Люстгофф.
Он вышел из комнаты.
Зепп положил руку на плечо Гельма.
— Твоя Рози, Фридрих, молодчина! Разыскала меня — а это ей стоило немалой беготни — и рассказала, что с тобой случилось. Я поспешил на выручку. Мы поспели во-время.
— И почему это должно было случиться в лучший вечер моей жизни? — горестно проговорила Рози, вытирая платком глаза.
Гельм обнял ее.