Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)
Шрифт:
– Я… больше… не могу… спорить.
– Ну и не спорь. Просто открой наручники.
– Ты меня убьешь.
– Я пытаюсь спасти твою жизнь.
Она покачала головой, с трудом стараясь вдохнуть.
– Я могу… доказать… что ты Синий.
– Ты ничего не сможешь доказать, если задохнешься.
– Записка.
– А, понятно. Ты оставишь записку и в ней скажешь им, что я Синий. Ты поместишь ее в такое место, где они ее обязательно найдут.
Она кивнула.
– А я в таком случае скажу, что у тебя начались галлюцинации от кислородного
Лилли кивком указала на его руки.
– Да, объяснить «браслеты» будет трудновато, но у меня в запасе день или два, чтобы выдумать правдоподобное объяснение. И потом, кто знает, может, мне удастся освободить руки еще до того, как кто-нибудь сюда доберется.
– Я так не думаю, – возразила Лилли, глядя на его окровавленные запястья. – Даже если… я умру… они возьмут тебя.
С этими словами она повернулась, чтобы уйти и тем самым положить конец спору.
– А что страшнее всего, как ты думаешь?
Лилли остановилась, но не обернулась. Тирни упрямо продолжил:
– Если ты меня выпустишь, что, по-твоему, страшнее всего, Лилли? Допустим, я Синий. Допустим, я убью тебя, чтобы ты не указала на меня властям. Но ты так и так умрешь. Это вопрос нескольких часов. Так не все ли тебе равно, как умереть – с моей помощью или без нее?
Лилли повернулась к нему лицом.
– Спасти… новую… жертву…
– А, понял. Ты не хочешь меня отпустить, чтобы я не напал на какую-нибудь другую женщину и не сотворил с бедняжкой то, что, по-твоему, я с ними со всеми творю. Все дело в этом?
Она кивнула.
– Отлично. Вполне разумно. И очень альтруистично. Ты ставишь жизни других людей выше своей собственной. – Он немного подумал и добавил: – Когда я вернусь с твоим лекарством, когда принесу новую порцию дров, чтобы нам хватило еще на сутки, я дам тебе снова меня приковать. Просижу в наручниках, пока нас не освободят.
Лилли попыталась засмеяться, но у нее не хватило дыхания.
– Я еще… не… настолько… наивна… не настолько… лишена… кислорода…
– Ты не веришь, что я сдержу слово?
– Нет.
– Можешь мне поверить, Лилли. Клянусь, ты можешь мне доверять.
– Приведи… мне… хоть… один довод. – Лилли твердо решила не плакать, но тут слезы невольно навернулись ей на глаза.
– Не плачь, – сердито прошептал он.
Завороженная его неистовым взглядом, воспоминанием об их поцелуе, она подошла на шаг ближе.
– Назови… хоть… один довод… почему… я должна… верить тебе… Тирни.
Только он открыл рот, как зазвонил ее сотовый телефон.
Секунду или две она не могла сообразить, что это за звук и откуда он доносится. Она так и стояла, глядя на Тирни, который, казалось, не меньше ее самой был поражен неожиданным шумом.
Когда до Лилли наконец дошло,
– Датч? Датч!
Вместо голоса из ее рта вырывался жалкий хрип, но дело было даже не в этом. Телефон заглох, панель погасла. Соединение продлилось не дольше секунды. Судьба как будто насмехалась над ней.
Она с рыданием рухнула на колени, прижимая к груди мертвый телефон.
– Лилли, не плачь.
– Оставь… меня… в покое…
– Ты не должна плакать. Будет только хуже.
Ее рыдания вызвали приступ кашля. Спазмы сотрясали все ее тело, мышцы свело судорогой, драгоценный воздух уходил из легких. Пока она боролась за новый вздох, ее разум машинально отмечал изощренную ругань Тирни и его удвоенные попытки сломать замок наручников.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы справиться с кашлем, но в конце концов кашель перешел в громкие хрипы.
– Лилли.
Она подняла голову и отерла слезы с глаз. Сбросив одеяло с ног, Тирни рвал наручники, как животное, готовое отгрызть себе лапу, лишь бы вырваться из капкана.
– Я дал тебе мало поводов мне доверять, это верно, – сказал он. – И много причин не доверять. Но я думаю, ты знаешь, знаешь, что я не тот, кого тебе надо бояться. Доверься своим инстинктам. Доверься им, если не хочешь доверять мне. – Он посмотрел на нее долгим взглядом, прежде чем добавить: – Не умирай.
Лилли пристально и жадно вглядывалась в его лицо, стараясь отыскать какую-нибудь предательскую черточку, выдающую натуру преступника. Будь он и впрямь коварным похитителем женщин, неужели она ничего не почувствовала бы? Неужели не распознала бы затаенную злобу?
Сколько она ни вглядывалась, ей не удавалось найти ни единого признака двуличия. А если эти признаки и были, значит, он научился их ловко скрывать. Он казался таким искренним, достойным доверия, что она начала сомневаться в себе самой.
Но ведь его прежние жертвы тоже не заметили обмана. Они доверились ему.
Должно быть, ее решимость не поддаться на обман отразилась на лице, потому что он сердито сказал:
– Ладно, забудь о своих инстинктах, забудь о здравом смысле. Забудь наш день на реке. Забудь о вчерашнем поцелуе на ночь. Отбрось все это, но взвесь шансы.
– Шансы?
– Если ты останешься жива, у тебя есть шанс поймать Синего. Если умрешь, у тебя и этого не будет.
«Я не знаю, что мне делать!» – кричал ее разум, но из горла вырвался лишь жуткий булькающий звук.
– Даже один шанс лучше, чем совсем ничего, Лилли.
Все его доводы звучали разумно. Но стоит ей его выпустить, он, скорее всего, ее убьет. И ее единственный шанс изобличить его умрет вместе с ней.
Воспользовавшись ее нерешительностью, Тирни продолжал:
– Самый веский довод я припас под конец. Пистолет. Он все еще у тебя, и ты знаешь, как им пользоваться. Чем я могу тебе навредить, пока ты держишь меня на мушке?