Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)
Шрифт:
Бегли обогнул письменный стол Датча, нажимая кулаком о ладонь другой руки.
– Вот найду, что за гад слил историю этим брехунам, он у меня такого пенделя в зад получит – из ушей пердеть будет.
На это Филин не нашел что ответить и выждал несколько секунд, прежде чем снова заговорить.
– Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем, кто виновный, сэр. Это мог быть кто угодно.
– Ну, кто бы это ни был, он нашу секретную операцию распатронил к той самой матери.
– Да, сэр.
Бегли еще больше нахмурился.
– Филин, нам кровь из носа
– Совершенно с вами согласен.
– Перехвати бутерброд, а потом звони в Шарлотт и вызывай вертолет. – Протыкая воздух между собой и Филином указательным пальцем на каждом слове, Бегли добавил: – Мне нужен вертолет и спасательная команда. Срочно! И когда я говорю: «Срочно», это значит СРОЧНО, мать твою!
Филин выразительно глянул в окно.
– Знаю, знаю, – раздраженно пробормотал Бегли. – Но я хочу, чтобы «вертушка» была здесь, как только она сможет пролететь через все это дерьмо. Ясно?
– Ясно, сэр.
Бегли направился к двери, но на пороге остановился.
– И вот еще что, Филин. Всю связь с Шарлоттом держи в секрете. Чем меньше местные будут знать о наших планах, тем лучше.
– Даже полиция?
Уже открыв дверь, Бегли ответил уголком рта:
– Особенно полиция.
Боль высосала весь воздух из легких Тирни. Слезы замерзли, едва появившись на глазах. Лежа на спине, он громко и от души выругался.
Когда первая, самая оглушительная боль отступила и вдруг показалось, что хорошо бы просто так полежать на снегу, Тирни понял, что ему грозит серьезная опасность. Он мог замерзнуть до смерти. Именно так это и бывает. Замерзание дает жертве иллюзию покоя.
Потребовалось неимоверное усилие воли, но он все-таки заставил себя шевельнуть поврежденной щиколоткой. Боль, стрельнувшая вверх по ноге, заставила его ахнуть, но, по крайней мере, она вырвала его из обманчиво сладкого забытья, в которое он начал соскальзывать.
Тирни сел. Голова кружилась так сильно, что ему пришлось обхватить ее обеими руками. Он еле успел сдернуть шарф со рта, и его вырвало в снег. Его рвало одной желчью, а желудочные спазмы напомнили ему, как сильно болят ребра.
Он несколько раз глубоко вздохнул и, перенеся весь вес на левую ногу, встал. Потом проверил лодыжку правой ноги, медленно вращая ею. Болело адски, но он решил, что лодыжка не сломана. Что ж, это уже кое-что. На этом этапе все, что не было настоящей катастрофой, казалось неслыханным везением.
Тирни снова тронулся в путь, используя лопату как костыль.
Сосредоточившись на продвижении вперед любой ценой, он совершенно утратил представление о времени и расстоянии. Лодыжка отвлекала его. Он чувствовал, как она распухает в башмаке. Вообще-то, это к лучшему: тугой башмак, наверное, сведет опухоль к минимуму. А может, наоборот, перекроет кровообращение и приведет к обморожению? К гангрене? Почему он не помнит основных правил первой помощи? А что он вообще помнит? Свой почтовый индекс? Домашний телефон в Виргинии?
Боже, как ему
А хуже всего было головокружение.
Может быть, прямо сейчас какой-нибудь роковой сгусток крови, сдвинутый с места падением, прокладывает себе путь по его кровеносным сосудам к мозгу, к легким или к сердцу.
Вот такие случайные и странные мысли искрами проносились в его мозгу и гасли, прежде чем он успевал их ухватить и осмыслить. Но он еще настолько сохранил ясность мысли, чтобы сознавать: это признаки надвигающегося бредового состояния.
В сущности, многочисленные боли были его друзьями. Если бы не они, он мог бы впасть в эйфорию, лечь, прижаться щекой к мягкой снежной подушке и умереть. Но боли не утихали. Как заостренные прутья, они толкали и подгоняли его к движению вперед. Они не давали ему заснуть, держали его на ногах, заставляли чувствовать себя живым. А тем временем разум приказывал ему остановиться. Лечь. Уснуть. Сдаться.
22
– Почему? За что? Почему именно я?
– Может, ты наконец успокоишься? – Уэс повысил голос, чтобы перекричать Скотта. – Они не собираются тебя ни в чем обвинять.
– Откуда ты знаешь?
– В любом случае тебе нечего скрывать. Верно? Верно, сынок?
– Верно.
– Так чего ты психуешь?
– Ничего я не психую.
Доре казалось, что он не просто психует: новость о том, что с ним хотят поговорить агенты ФБР, напугала Скотта до полусмерти. Он беспокойно переводил взгляд с Уэса на нее и обратно, вид у него был виноватый, а слова о том, что ему нечего скрывать, прозвучали откровенно фальшиво. Еще больше ее встревожила наигранная беззаботность Уэса.
– Они просто собирают информацию о прошлом Миллисент, – объяснил Уэс. – Датч говорит, что это обычное дело.
– Они могут собрать информацию о прошлом Миллисент из массы других источников, – возразила Дора. – Почему они выбрали именно Скотта?
– Потому что Миллисент была его постоянной подружкой.
– Это было в прошлом году.
– Я знаю, когда это было, Дора.
– Не смей разговаривать со мной таким тоном, Уэс. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать: с Миллисент много чего случилось с прошлой весны, когда они со Скоттом расстались, и до прошлой недели, когда она пропала. Почему их заинтересовали именно ее отношения со Скоттом?
– Все эти отношения остались в прошлом, и Скотт именно так им и скажет. – Повернувшись к Скотту, Уэс добавил: – Они, наверно, спросят: долго ли вы с Миллисент встречались и почему порвали? – При этом он пристально взглянул на сына, и Скотт ответил ему таким же взглядом.
Дора посмотрела на них обоих и сразу же поняла, что они что-то от нее скрывают. Это возмутило ее.
– Скотт, а почему вы с Миллисент порвали?
– Он уже сказал нам почему, – встрял Уэс. – Новизна притупилась. Она ему надоела.