Аптекарь, его сестра и ее любовник (Фактор холода)
Шрифт:
Лилли обдумала его слова. Он был прав. Если отбросить все аргументы и контраргументы, все сводилось к одному: она должна была рискнуть. Медленно, чтобы оградить себя от головокружения, вызванного нехваткой кислорода, она поднялась на ноги, так же медленно повернулась и вышла в гостиную.
– Лилли! Черт бы тебя побрал!
Она сразу вернулась, держа пистолет в одной руке и ключ от наручников в другой.
У него плечи опустились от облегчения.
– Слава богу!
Лилли положила пистолет на стул как можно дальше от него. Подойдя к кровати, она протянула ему
– Ты… сам.
Как только он взял ключ, она торопливо попятилась и, схватив пистолет, прицелилась в него.
Цепочки, соединяющей «браслеты», как раз хватало, чтобы он мог поднять одну руку и опустить другую. С поразительной ловкостью Тирни вставил ключик в крошечную скважину и повернул его. «Браслет» на левом запястье распался. В мгновение ока он освободил второе запястье.
А затем одним стремительным текучим движением он вскочил с кровати и выхватил пистолет из рук Лилли. Это случилось прежде, чем она успела хотя бы моргнуть, ее мозгу не хватило времени сообразить, что надо нажать на курок. Она повернулась волчком и бросилась бежать, но Тирни обхватил ее за талию и прижал ее правую руку к боку. Он подхватил ее на руки и прижал к груди.
– Прекрати! – приказал он, когда она начала кричать.
– Я знала, – истерически захлебывалась Лилли. – Я знала. Это ты. Это был ты! – Локтем свободной руки она ударила его по ребрам и вцепилась ногтями в тыльную сторону его ладони.
– О черт!
Тирни отволок ее в гостиную, бросил на диван, потом поднес руку ко рту и принялся высасывать кровь, сочившуюся из глубоких царапин.
Лилли осталась на диване ровно столько, чтобы несколько раз схватить ртом воздух, а потом бросилась на него, стараясь ударить по голове. Увы, нехватка кислорода сказалась на ее координации. Беспомощно взмахивающие руки казались тяжелыми и как будто резиновыми. Сколько она ни пыталась попасть кулаками ему по голове, все ее попытки были тщетными. Большинство ударов не достигло цели, а те, что достигли, были слишком слабы.
Когда Тирни схватил ее за плечи и опять толкнул на диван, она уже совершенно обессилела и откинулась на подушки. Он заткнул пистолет за пояс джинсов и провел все еще кровоточащей рукой по штанине. Глубокие царапины вновь мгновенно налились кровью.
Тирни запыхался почти так же, как она. Он вдыхал ртом огромные глотки воздуха и часто-часто моргал, словно пытаясь отогнать головокружение. Стоял согнувшись и не мог распрямиться – очевидно, из-за удара по больным ребрам, который она ему нанесла.
«Вот и хорошо, – мстительно подумала Лилли. – Надеюсь, тебе очень больно». Она сказала бы это вслух, но у нее не хватало дыхания и сил.
Зато у нее хватило сил бросить на него злорадный и вызывающий взгляд. Если он собирается убить ее прямо сейчас, пусть смотрит ей прямо в глаза. Пусть видит, что она не сдается, что она не боится его. Пусть заберет этот вызов с собой прямо в ад и помнит о нем целую вечность.
Казалось, он хочет что-то сказать, но нет, он молча вышел за дверь. Через несколько секунд он вернулся, нагруженный дровами, и свалил их на пол у камина. Опустившись на колени, он помешал угли в камине, чтобы тлеющие в
Это ее озадачило.
– Ты… не будешь… меня… убивать?
– Нет, – сухо бросил Тирни, поднимаясь на ноги, и указал на поленья, только что принесенные с крыльца. – Дай им подсохнуть и клади в огонь. Они дадут тебе продержаться часа два.
Только теперь Лилли поняла, что он задумал. Ему не было нужды убивать ее. Все, что ему требовалось, это оставить ее здесь биться в муках рокового приступа астмы. Вот и все. Досадная проблема по имени Лилли Мартин разрешится сама собой. Зачем прибавлять к длинному списку его преступлений еще одно убийство, когда в этом нет никакой необходимости?
Он не растерялся: ему хватило ума забрать из спальни доказательства, уличающие его в предыдущих преступлениях. Он спрятал наручники и ленточку обратно в рюкзак. Стараясь не встречаться с ней глазами, застегнул «молнии» на кармашках. Оставляя Лилли в живых, он обрекал ее на самое страшное. Пока она раздумывала, отпустить его или нет, только на один сценарий у нее не хватило воображения. Ей в голову не пришло, что он оставит ее в одиночку бороться с кошмаром последнего астматического приступа, пока приступ не убьет ее. У нее сжалось сердце.
– Ты же обещал…
– Я знаю, что я обещал, – грубо оборвал ее Тирни.
Он натянул куртку и лыжную шапочку. Накинул на голову одеяло, скрестил концы на груди и заправил их под куртку, прежде чем застегнуть «молнию». Потом он обмотал шарфом шею и нижнюю часть лица по самый нос, надел перчатки. Наконец он подхватил рюкзак и вскинул его на плечо. Каждое движение заставляло его морщиться и ахать от боли, но он продолжал действовать решительно и быстро.
Пока он шел к двери, Лилли хотела позвать его обратно и попросить, чтобы он ее пристрелил. Это была быстрая и безболезненная смерть в отличие от долгой и мучительной агонии, которая ей предстояла. Она больше боялась ожидания и страха смерти, чем самой смерти.
Но она была слишком горда, чтобы просить его о чем бы то ни было, да и инстинкт выживания не позволял ей соглашаться на добровольную смерть. Поэтому она проводила его взглядом, когда он ушел, оставляя ее бороться за каждый вздох, пока силы не иссякнут, и умереть в одиночестве.
У самой двери он остановился, уже взявшись за ручку, и обернулся. Одни глаза виднелись между шарфом и шапочкой. Они встретились с ее глазами, но только на миг, не больше.
Он открыл дверь, и его поглотил снежный вихрь. А потом и вихрь исчез так же быстро, как и Тирни.
Сотовый телефон Лилли прозвонил дважды, прежде чем связь прервалась, и от этого Датчу стало еще хуже, чем если бы он совсем не звонил. Несостоявшийся звонок усугубил его состояние, и без того близкое к отчаянию.
Приемная полицейского участка была забита людьми: такого скопления он не мог припомнить с тех пор, как стал шефом полиции. Фэбээровцы были уже на месте. Агент Уайз торжественно – неужели этот парень никогда не улыбается? – представлял Бегли родителям Миллисент Ганн. Миссис Ганн казалась еще более изможденной, чем вчера.