Арбитражный десант
Шрифт:
– Ш-што у вас за тайны мадридского двора?
– Ирина, дотоле державшаяся беззаботно, подошла к мужчинам.
– Вы техпомощь вызвали?
Скрюченными пальчиками она извлекла из кармана дамский, увешанный висюлечками телефончик.
От беззаботного московского словечка "техпомощь" Денис даже повеселел.
– Точно. Как раз ангел и подкатит, - скаламбурил он, вспомнив знаменитую по Москве техпомощь "Ангел".
Васильчиков забрался в кузов и принялся спешно набивать рюкзаки, - для себя и для Лобанова, раскладывая спички, бутылки с бензином, по куску строганины. Выбросил
Модельная обувь полетела в темноту фургона.
– Тут у нас такая ситуевина, гражданка Холина, - Лобанов обрисовал Ирине положение, стараясь, сколь возможно, приуменьшить отчаянность ситуации, в которой они оказались.
– Что ж? Говорят, в жизни все надо испытать, - вопреки опасениям мужчин, Холина паники не выказала.
– Надо же! Белое безмолвие. Почти по Джеку Лондону. Это ж не каждому суждено увидеть. Даже любопытно. Так чего тянуть? Раз надо идти - п-пошли!
– Бодро скомандовала она. Но голос все-таки дрогнул.
Выглянувший Васильчиков присмотрелся к белесым ее губам, мертвенно-белым, будто лист мелованной бумаги, щекам, озабоченно покачал головой и вновь забрался в КУНГ. Изнутри послышались размашистые удары топорика, наружу полетели доски, - Васильчиков рубил нары.
– Разжигай!
– крикнул он.
– Надо сперва отогреться. - Нашел время! Через час - полтора солнце зайдет, и мы вообще не найдем зимовья!
– рявкнул Лобанов.
– Без обогрева вы так и так не дойдете! Денис глянул на скрючившуюся, примостившуюся у фургона женскую фигурку и, не споря более, потянулся за канистрой.
Костер вспыхнул радостно, с аппетитом пожирая сухие доски и отплевываясь искрами.
– Разотритесь прежде!
– выбравшийся наружу Васильчиков, подавая пример, ухватил пригорошню снега и принялся натирать им собственные щеки. То же проделал Денис. Затем со снегом в руке подошел к потряхивающейся Ирине и принялся тереть ее лицо.
– Без хамства! Это ж французский макияж, - вяло запротестовала она. Вырвалась.
– Больно же, изверг!
– И слава Богу!
– обрадовался хлопотавший у костра Васильчиков.
– Значит, кожа жива. Давайте к огню! Только поглядывай - не загорись.
Еще через несколько минут он поднялся, закинул за спину рюкзак, карабин:
– Ну, мне пора. Далёко идти. По ночи.
– Топорик возьми, - предложил Денис.
– Это вам. Если на крайность, разожжешь чего-нибудь. А я спеюсь. Там в глуби сушняк будет, так что - если надо, разожгу. Сами только не засиживайтесь, - он с сомнением показал на блаженно притихшую у костра Ирину.
– Тут ведь размориться и заснуть недолго. А дров - всего-ничего. Помните, - десять-пятнадцать минут и - вперед. Иначе во тьме проскочите зимовье, не дай Бог...
Он зябко поежился, отгоняя мрачное предположение.
Подпрыгнул, примеряясь, не мешает ли что. Вставил валенки в короткие, на меху лыжи. Застегнул крепления, тихонько натянул на левое плечо рюкзак:
– Ништяк, доберусь. Не впервой. А ты как
– Счастливо добраться!
– крикнула вслед ожившая Ирина.
Васильчиков обернулся, напоминающе показал лыжной палкой на опускающееся солнце и - пропал за индевевшим боком грузовика.
– Отдохнул?
– Холина покровительственно глянула на Лобанова.
– Тогда хватит рассиживаться. Пора и нам.
С подножки она перевалилась грудью в кузов, что-то нащупала и - потянула наружу. Это оказалась ее сумка.
– Куда, дуреха?!
– грозно рыкнул Денис.
– Ты хоть соображаешь, что нас ждет? Нам надо засветло по снегу успеть два километра отмахать. Хорошо, если два. Знаю я их версты. А ты собралась пять кило косметики тащить?
– Тут лэптоп, - коротко объяснила Холина.
– Брось! Каждый грамм на счету. А ноотбук твой никуда не денется.
– В нем конфиденциальная информация.
– Появится кто, притащут и твою информацию.
– А если "считают"?
– А тебе на том свете не все равно будет?
– Лобанов тревожно посмотрел на золотящиеся верхушки деревьев.- Короче, нет времени разводить антимонии. Или оставляй, или волоки на себе. Но я тебя, предупреждаю, ждать не стану. Пойду так быстро, как только можно. Замерзать с тобой за компанию мне как-то стремно.
– Кто бы сомневался?!
– зло хмыкнула Холина и упрямо потянула сумку на плечо.
– Что ж, каждый хозяин своей судьбы и воли своей кузнец, - Лобанов сощурился, подхватил рюкзак и широко зашагал, прокладывая тропку в снегу. След в след двинулась Ирина. Она быстро отставала. Ноги болтались в огромных валенках, и ей приходилось передвигать их, будто лыжи.
Ногам, впрочем, было тепло. Зато лицо стремительно индевело. Ирина то и дело вытягивала из левого кармана руку в лайковой перчатке и, не разжимая кулак, остервенело терла им щеки, все менее их ощущая. Правое плечо задеревенело и под тяжестью компьютерной сумки потихоньку опустилось, так что ноша наконец соскользнула, и Холина, не имея сил переложить сумку, попросту поволокла ее следом.
Она поглядела вперед. Лобанов как раз скрывался за очередным поворотом.
Ирина прибавила, боясь окончательно отстать. Доплелась до поворота. Но Лобанова уже не увидела. Впереди, всего в двадцати шагах, темнел следующий поворот. Холина остановилась отдышаться. Дыхание с хрипом клубами выходило из нее и растворялось в прозрачном воздухе. Она огляделась.
Ни ползвука. Абсолютная, до гула в ушах грозная тишина. Вокруг, сколько хватало глаз, нависали мачтовые сосны. Покрытые снегом, они парили где-то в высоте, холодные и равнодушные к ползущей у их подножья букашке. Вершины их прямо на ее глазах принялись наливаться позолотой. Еще полчаса, и здесь наступит полная, безысходная мгла. И в этом абсолютном, нечеловеческом безразличии столь явственно угадывалась близкая и неизбежная гибель, что Ирину охватила мелкая дрожь. Ей показалось, что еще минута, и от этого звенящего молчания она попросту лишится рассудка. С усилием разомкнула она смерзшиеся губы.