Арбитражный десант
Шрифт:
– Я на работе.
– Даже сегодня? Впрочем я тоже. Слушайте, это прекрасно, то, чего вы добиваетесь... А почему звоните? Или - нужна помощь?
– Да нет, что вы. Просто захотелось поделиться.
– Как с заложницей?
– Почему собственно?...
– Опять, как говорит мой сынуля, тупите. Холдинг мой в ваших руках. Победите вы, и мы, стало быть, выживем. Все просто. Но я, правда, и без этого за вас болею.
– Мне как-то так сегодня особенно хорошо. Захотелось вдруг...
– он замешкался.
– Спасибо, Иван Васильевич Я рада.
Рублев набрался смелости. - А что если приглашу
– Это приказ триумфатора?
– хмыкнула Осипян. Почувствовала растерянность на другом конце провода. - Принимается, принимается. Вы министерство финансов на колени поставили. Так может ли противостоять слабая женщина? Только не поздновато ли будет?
– А что нам время, молодым-красивым?
– разудало возразил Рублев.
Дверь кабинета открылась, и в нее вошла Инна.
– Я подъеду, - вполголоса произнес Рублев и спешно повесил трубку, отчего-то чувствуя себя нашалившим школьником. Дочь с удивлением заметила смущение на лице отца.
– О! Папахен! Какие-то тайные переговоры?
– Да что ты? Это я так, с друзьями. Поздравляют... А ты чего не с остальными?
– Там Андрюшка замутил ехать в "Метелицу".
– Это?..
– Казино знаменитое на Арбате. Олигарху стыдно не знать.
– Да какой я олигарх? Все деньги в этот банк зарыл. - Все?!
– недоверчиво переспросила Инна. - Все!
– подтвердил Иван Васильевич.
– Ничего, лишний стимул стоять до конца. Как говорится, отступать некуда, позади - Москва. Встревоженный вид беременной дочери заставил Рублева пожалеть об откровенности:
– Ты только не волнуйся. Без наследства тебя не оставлю. Прорвемся. Сама-то чего в "Метелицу"-разметелицу эту не едешь?
– Не хочется, папуль.
– Тогда бери Игоря и - домой. Тебе сейчас одной лучше не оставаться. Он потянулся к телефону. Но Инна удержала руку: - Не стоит. Пусть развлечется с остальными. Их дело молодое. Она встретила недоумевающий взгляд отца и в обычной манере предупредила вопрос:
– У тебя нет оснований волноваться.
Рублев понял, что основания как раз есть. Но задавать вопросы дочери, когда та не желает отвечать, так же рискованно, как прыгать с высоты в воду. Мягкая, ласковая вода. Но неловкий прыжок и - обобьешься.
– Что ж. Я скажу водителю, чтоб тебя отвезли. У меня у самого еще кой-какие планы, - Рублев против воли зарделся.
– По работе. Но в случае чего сразу звони - подъеду.
17.
Иван Васильевич через пустынную приемную зашел в кабинет директора фабрики и остановился в растерянности. Хрупкая женщина в белом платьице, стоя к нему спиной, нагнулась над пустым директорским столом с внешней стороны и пыталась дотянуться до ящика. Длинные волосы свисли вперед, на лицо, приоткрыв шейку. Напрягшаяся ножка на весу подрагивала.
Рублев не сразу сообразил, кто это. А сообразив, зарделся и неловко кашлянул.
Осипян вздрогнула и, кошкой изогнувшись, соскочила со стола.
– Как вы тихо вошли, - пробормотала она, теряясь под его взглядом. Виновато провела вдоль лица, то ли помолодевшего под воздействием косметики, то ли освещенного изнутри сиянием черных глазищ.
– Вы ж сами сказали, что куда-то пойдем. Я подумала...Но если Вы полагаете...
Потрясенный
– А не слишком это чересчур?
– Манана, увидев произведенное впечатление, кокетливо провела вдоль обтянутой платьицем фигурки.
– Я его лет десять не надевала. Узковато. Да и, наверное, уже не по-возрасту. Ну, что Вы все меня разглядываете? Неприлично, да?
Она опустилась на стул. Рублев с перехваченным горлом подсел к ней. - Знаете, говорят, с возрастом люди мудреют. Я, например, думал, что разбираюсь в женщинах, - с озадаченным восхищением он помотал головой.
– Так вот, оказывается, - ни в чем не разбираюсь.
С удивившим самого нахальством накрыл рукой ее ладошку.
Осипян сделала движение высвободиться, но ладонь оказалась плотно зажата. А выдергивать ее не хотелось.
– И что ж мы теперь с этим будем делать?
– с не слишком удавшейся иронией дрогнувшим голосом произнесла она.
– Если б я знал.
Она покачала головой:
– Вы, кажется, хотели меня куда-то пригласить. Может, съездим в "Метелицу"? Там сегодня поет Понаровская. Мне, по правде, нравится.
– Да, конечно, - согласился Рублев. И тут же виновато сморщился.
– Нельзя. В "Метелицу" нельзя. Туда сегодня мои поехали. Отмечать. Да и - в ресторан неоригинально. Что если, как в молодости, в киношку сгонять?! Сейчас такие широкоформатные есть. С поп-корном. Молодежь рвется.
– Рвется, - подтвердила Манана.
– Потому и нельзя. Можем на моего сынулю нарваться.
– Дожили!
– буркнул Рублев.
– Остается только песочница. Они переглянулись и - расхохотались.
18.
Шестисотый "Мерседес" пересек Арбат через сплошную линию и требовательно загудел перед шлагбаумом автостоянки, принадлежащей казино "Метелица". Над крышей ярким пятном выделялось подсвеченное полотнище - "Сегодня для гостей казино поет Ирина Понаровская". Шлагбаум поднялся, машина подъехала к бордюру, и из нее вывалились три весельчака: Игорь Кичуй, Андрей Дерясин и Денис Лобанов. Всем было весело, чертовски весело! Особенно Дерясину. Всю дорогу от банка он безостановочно хохмил, чаще - не слишком удачно, и сам же хохотал, заставляя смеяться остальных. Ликование по поводу спасения банка было всеобщим. То, что прозревали они в мутном неверном тумане, внезапно обрело ясные, надежные контуры. Они не ошиблись. Они выстояли. Они достигли. Они не зря прожили эти тревожные месяцы. И потому любая, не больно-то удачная шутка Дерясина вызывала неумеренно-восторженную реакцию Кичуя. И даже обычно сдержанно-насмешливый Лобанов хохотал от души, - будто шлюзы открыл.
– Но Иван Васильевич-то каков оказался!
– восклицал Дерясин.
– Непокобелимый наш.
– Да!
– важно соглашался Кичуй.
– Красавец тестюха. А кто-то утверждал, что он на всю голову отмороженный.
– Был не прав, - охотно каялся Дерясин, подталкивая приятеля в бок.
– А Холина! Холина какова! Вот кто крутеж завертел!
– Сильна!
– соглашался Кичуй.
– И ты силен!
– теперь Дерясину захотелось сказать приятное другу.
– Встал насмерть, когда даже Керзон дристанул! И ведь получилось. Выходит, всё просчитал! Вот где голова, два уха! Что скажешь, Дэни?