Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
Шрифт:
Я прочитывал очередную страницу и передавал ее Чарли. Да, мы читали этот рассказ. Тот самый, что вы читаете сейчас, включая и ту его часть, о которой я в данный момент веду речь. И все это было написано заранее.
Дочитав, мы с Чарли сели на первые попавшиеся стулья.
Он глядел на меня, а я глядел на него.
Дважды Чарли порывался что-то сказать и снова закрывал рот.
— В-время, Хенк, — наконец выдавил он. — Возможно, открытый мной принцип каким-то образом связан
— Это колоссальное открытие, — согласился я. — Но твое устройство больше не будет работать. Иегуди мертв. Он застрелился на лестнице.
— Ты с ума сошел, — сказал Чарли.
— Пока еще нет, — ответил я.
Я взглянул на первый лист рассказа и прочитал начальную фразу:
— «Я постепенно схожу с ума».
Я постепенно схожу с ума.
А что будет?
— Перед вами, джентльмены, первая и единственная машина времени, — объявил двум своим коллегам профессор Джонсон. — Это всего лишь действующая модель, но и она способна перемещать предметы весом до трех фунтов пяти унций на двенадцать минут в прошлое или в будущее.
Машина и вправду выглядела скромно — платформа и два больших циферблата.
Профессор взял в руки металлический кубик.
— Мы экспериментировали, — сказал он, — с медным кубом весом в один фунт и две трети унции. Сейчас я отправлю его на пять минут вперед, в будущее.
Он склонился над одним из циферблатов и передвинул стрелку.
— Прошу заметить время.
Коллеги разом посмотрели на свои часы. Профессор Джонсон осторожно поместил кубик на платформу, и тот сразу же исчез.
Он появился на прежнем месте через пять минут, секунда в секунду.
Профессор Джонсон осторожно взял кубик.
— А теперь я перемещу его на пять минут в прошлое. — Он передвинул стрелку на другом циферблате и взглянул на часы.
— Сейчас без шести минут три. Я настроил машину на три часа ровно. Это значит, что без пяти три кубик исчезнет из моей руки и окажется на платформе за пять минут до того, как я его туда положу.
— Не понимаю, как же вы в этом случае его туда положите, — сказал один из гостей.
— Когда я поднесу руку к платформе, кубик исчезнет с нее и окажется у меня в руке, чтобы я смог положить его. Смотрите.
И правда — кубик исчез с его ладони.
Но появился на платформе машины времени.
— Убедились? За пять минут до того, как я должен положить его на платформу, он уже лежит там.
Второй коллега призадумался, наморщив лоб.
— А что будет, — спросил он, — если вы раздумаете класть на место кубик, который сейчас лежит на платформе, — раздумаете за пять минут до того, как должны положить его туда? Может получиться парадокс.
— Забавно… — сказал профессор Джонсон. — Я, право,
Парадокса не получилось. Медный кубик остался на месте.
Вместо этого исчезли профессор, его коллеги, а заодно и вся Вселенная.
Послание с того света
Лаверти вошел в распахнутую стеклянную дверь, молча прошагал по ковру и остановился за спиной работающего за письменным столом седовласого человека.
— Эй, конгрессмен! — сказал он.
Конгрессмен Куин повернул голову и вскочил, увидел направленный на него револьвер.
— Лаверти… Не глупи.
Лаверти усмехнулся.
— Я говорил тебе, что в один прекрасный день сделаю это. Я ждал четыре года. Сейчас мне ничто не угрожает.
— Тебе не выбраться отсюда, Лаверти. Я оставил письмо, которое будет доставлено по назначению, если меня убьют.
Лаверти рассмеялся.
— Лжешь, Куин. В этом письме тебе пришлось бы объяснить мотивы моего поступка и тем самым бросить тень на свое доброе имя. Не в твоих интересах, чтобы меня допрашивали и судили, ведь в этом случае истина выплыла бы наружу и навсегда покрыла бы тебя позором.
Лаверти шесть раз нажал на спусковой крючок.
Вышел из здания, сел в свою машину. Проезжая по мосту, избавился от орудия убийства, поехал к себе домой и лег в постель.
Его мирный сон прервал звонок в дверь. Он накинул халат, подошел к двери, открыл ее.
В тот же миг сердце его остановилось.
Человек, позвонивший в дверь Лаверти, был удивлен и потрясен, но поступил как положено. Перешагнул через тело Лаверти, нашел телефон, вызвал полицию. И стал ждать.
Теперь, когда врач объявил, что Лаверти мертв, лейтенант полиции приступил к допросу.
— Ваше имя? — спросил он.
— Бебкок. Генри Бебкок. Я должен был вручить мистеру Лаверти письмо. Вот оно.
Лейтенант взял конверт, после мгновенного колебания вскрыл его и вытащил лист бумаги.
— Но это же просто чистый лист.
— Мне об этом ничего не известно, лейтенант. Мой босс, конгрессмен Куин, отдал мне это письмо много лет назад. И приказал доставить его Лаверти, если с конгрессменом Куином произойдет что-то необычное. Как только я услышал по радио…
— Да, знаю. Он был найден мертвым сегодня вечером. Какого рода работу вы для него выполняли?
— Ну, это вообще-то секрет, но теперь, полагаю, он утратил свое значение. Я заменял его: произносил не имеющие особой важности речи и участвовал во встречах, которых он хотел избежать. Видите ли, лейтенант, я его двойник.
Ничего не случилось
Конечно, никто не знал, что для Лоренса Кэйна все было предопределено уже в тот момент, когда он сбил девушку на велосипеде. Кульминация наступила сентябрьским вечером за кулисами ночного клуба, хотя произойти это могло когда угодно и где угодно.