Арестант пятой камеры
Шрифт:
– Очень беспокойный человек. Большевики вообще очень беспокойные люди. Мои симпатии всегда были у социалистов-революционеров. Они настоящие славяне. А большевики… Нет, большевики не похожи на славян…
– Вы будете говорить со своим командованием, майор?
– Да. Но на скорый отъезд рассчитывать нельзя. Нет, нельзя… - Майор улыбнулся.
– Так что ваш друг большевик успеет побриться…
Сам Кадлец, как отметил Стрижак-Васильев, был чисто выбрит. От него даже пахло одеколоном. Майор был готов к встрече с иркутскими дамами. Стрижак-Васильев вспомнил, как атаман Семенов произвел в почетные казаки английского консула Портера и вице-консула
Звякнув сцепами вагонов, поезд остановился. За окном купе желтели огни.
Переговорив со штаб-квартирой чехословацких войск, Кадлец узнал, что все «высокие комиссары» уже в Верхнеудинске note 14 .
– Но ваш друг все-таки успеет побриться, - сказал он Стрижак-Васильеву, вернувшись со станции.
Днем 15 января политический представитель Чехословацкой республики доктор Благож пригласил к себе на городскую квартиру Косминского и договорился с ним о технике передачи Колчака, Пепеляева и их свиты.
Передача состоялась в 10 часов вечера в присутствии бойцов Черемховского отряда Бурова и была оформлена актом. С чешской стороны его подписали доктор Благож и начальник эшелона № 52 майор Кадлец. С русской - заместитель командующего войсками Политцентра Нестеров и члены комиссии.
Все произошло без инцидентов, если не считать неожиданного заявления Тимиревой, что она хочет разделить участь Колчака.
– Любовь, - философски заметил Кадлец и вопросительно посмотрел на Нестерова. Тот пожал плечами…
А уже на следующий день Сыровой доложил о происшедшем Жанену. Сделано это было за завтраком у японского генерала. По свидетельству корреспондента читинской газеты, доклад Сырового не повлиял на аппетит французского генерала… Жанен выпил за здоровье Колчака и заметил, что «адмирал сам виноват: он за последнее время не слушал его, Жанена, советы и находился в дурном окружении».
81
ИЗ ПИСЬМА СТРИЖАК-ВАСИЛЬЕВА НЕВЕСТЕ, КОТОРАЯ НИКОГДА НЕ СТАЛА ЕГО ЖЕНОЙ
Май 1908 года, Бутырская тюрьма.
«Твои рассуждения меня удивили. Присутствие жандарма помешало откровенности, да и не хотелось тратить драгоценные минуты свидания на спор. Видеть тебя было счастьем, а счастье, поскольку это в твоих силах, омрачать не следует. Но теперь ты там, за стенами тюрьмы… Будем до конца откровенны.
Ты почти дословно повторила слова отца, сказанные им во время нашего разрыва. Но предводитель уездного дворянства Стрижак-Васильев всегда исходил из того, что бог создал Адама, Еву и дворянство. Причем если предназначение Адама и Евы поддается разным толкованиям, то смысл существования дворянства предельно ясен: оно должно охранять престол и православие, есть, пить, закладывать и перезакладывать свои имения и - последнее по счету, но не по значению - делать карьеру. И, кажется, обыск в доме в первую очередь потряс его тем, что столь успешно начатая мною карьера (орден, досрочное производство в лейтенанты и тому подобное) безвозвратно погибла… Он мне мог простить все, кроме этого… А теперь ты…
Ты очень красочно и убедительно говорила о бессмысленности самоотречения, о никому не нужном аскетизме, героизме (прости, не помню, были, кажется, еще какие-то «измы»). Целиком с тобой согласен. Но ведь ты лучше, чем кто бы то ни было, знаешь, что я далеко не аскет, и уж скорей меня можно
А в тюрьме не так страшно, как тебе показалось. Если бы не сырость в камере и бряцающие кандалы (то ли по забывчивости, то ли в силу каких-то мудрых государственных соображений мне не дали ремня для поддержки кандалов, и это создает некоторые неудобства), то здесь было бы вполне терпимо. Сокамерники люди вполне порядочные и приятные в общении. Это скрашивает тюремную жизнь. Скрашивает ее и мысль о том, что рано или поздно наши места здесь займут те, кто пожнет посеянную ими же бурю грядущей революции. При мысли об этом я испытываю не злорадство, а естественное чувство удовлетворения. Это будет не местью, а биосоциальной гигиеной. Все новорожденные, в том числе и революции, подвержены инфекциям. И если насилие - повивальная бабка истории, то биосоциальная гигиена - свидетельство ее опытности…
Но это будущее, а настоящее… Не дай тебе бог познакомиться когда-либо с тюрьмой!»
О ПОЛЬЗЕ ТЮРЬМЫ
(Мнение инспектора Главного тюремного управления Лучинского)
«Тьма делает человека более чувствительным к свету, невольная бездеятельность возбуждает в нем жажду жизни, движения, работы; тишина заставляет его глубоко вдуматься в свое «я», в окружающие его условия, в свое прошлое и настоящее и подумать о будущем».
(«Тюремный вестник», 1913)
В ОДИНОЧНОМ КОРПУСЕ
Стрижак-Васильева ждал Ширямов. Поэтому он не присутствовал при церемонии передачи Колчака представителям Политцентра, а сразу же отправился в Знаменское предместье, где по-прежнему размещался партийный комитет, который теперь перешел на полулегальное положение.
Передача много времени не заняла. И уже через полчаса после того, как Стрижак-Васильев распрощался с Буровым, бывшего «верховного правителя» вывели из здания вокзала.
«…Направляемся к берегу по Вокзальной улице, - вспоминал потом Нестеров.
– Впереди Колчак, за ним Пепеляев. Подошли к кромке льда. Тут Колчак, молчавший всю дорогу, спросил: «Давно ли встала Ангара?» Я ему ответил: «Недавно, Ангара только что встала…»
Действительно, кругом громоздились торосы, зияли полыньи, и только кое-где пролегали свежие следы на снегу. Ночь была очень темная, беззвездная. Над рекой стоял туман. Идти можно было только цепочкой. Показав рукой на ледяную тропу, я сказал: «Вперед, адмирал!» Пошли. Впереди Колчак, затем я с наганом в руке, дальше Пепеляев, за ним начальник конвоя… Путь был очень напряженным: кругом темень, куда ни посмотришь - нагромождение льда. В голове одна мысль: «А что, если Колчак бросится вправо или влево? Скорее вправо, к станционным путям, где стоит японский эшелон…»