Аргентина: Квентин
Шрифт:
— И третья новость, — звезда подмигнула, — муки испытывает тело физическое, материальное, из каких бы элементарных частиц оно не сложено. А значит, нервная система рано или поздно перестанет реагировать. И вместо муки будет скука, прошу прощения за глупую и неточную рифму.
— Придумали? — нашла в себе силы выговорить девушка.
Изумрудное Око вспыхнуло, заполняя собой весь простор.
— Еще как! Очень скоро убедишься. Никакой скуки, сплошная новизна ощущений. Собственно, и… Нет, еще одно. Чисто теоретически ты можешь подать жалобу. Кому? Понятное дело, мне.
Зеленый огонь плеснул, опалил нежданным жаром, зашептал в уши.
— Жалуйся, жалуйся, лично разберусь, времени не пожалею!.. Подобных жалоб, кстати, много. Данте недолго здесь гулял, пару суток всего, но несколько таких случаев отметил. «Я встретил одного из вас, который душой в Коците погружен давно, а телом здесь обманывает взоры». Теперь включаем статистику… И знаешь, со всеми разобрался, жалобщики по сей день ну очень довольны!
Та, которую когда-то звали Анной, закрыла глаза, но зеленое пламя проникало и сквозь веки.
— Молчишь? Тогда подарочек лично от меня — за провал операции. С кем хитрить вздумала, а? Ну, получи, с-сука!
Боль ударила плашмя, разрывая тело на части, впечатывая кровавые ошметья в лед, в огонь, в пустоту…
…ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ, И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ. ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.
3
— Бедный, бедный доктор Ган! — вздохнула директор музея, почтенная пожилая дама с прической, весьма напоминающей крепостную башню. — Честное слово, мистер Перри, я бы ему этот пустячок охотно подарила, если бы он принадлежал лично мне. Но данная единица хранения — часть музейной коллекции, она — собственность Франции, как ни высокопарно это звучит.
Уолтеру везло с городским начальством. Мэр знал немецкий, директор же прилично изъяснялась на английском. И договариваться было просто. Художник-любитель пришел в восторг от мысли, что его картины увидит заокеанская публика, а дама-крепостная башня получила редкую возможность — от души, со знанием дела, пожалеть заблудшего немецкого коллегу.
— Доктор — замечательный специалист, мистер Перри, но эти его фантазии… Так ведь можно и нервы себе расстроить. Нельзя всюду видеть Грааль, особенно там, где его нет и быть не может.
Уолтер предпочел не спорить — ученым мужам и не менее ученым дамам виднее. Хорошо, что доктора Гана удалось уговорить, успокоить и даже отчасти привести в хорошее настроение. Искатель Грааля лишь попросил напоследок еще раз прикоснуться к «биллону». Уолтер уложил теплый кусочек металла на докторову ладонь, тот улыбнулся и повелел Рыцарю-Рыболову вернуть реликвию законным владельцам. Самому Гану это оказалось не под силу.
— Мистер Перри! — Крепостная Башня заговорила вполголоса, словно опасаясь невидимого соглядатая. — Я лично разбирала «Коллекцию Архиепископа». Этот фрагмент — от дароносицы первой половины XVIII века. Есть полные аналогии. На ней действительно был изображен Крест Грааля, но именно тогда данный символ вновь стал популярен на юге Франции. И техника изготовления поздняя, не Средних
Улыбнулась победоносно, но тут же скорчила скорбную мину.
— Только, пожалуйста, не говорите доктору Гану, во всяком случае, сейчас. Лучше я сама ему напишу. И хватит об этом!.. Как вам Салланш? У нас не так часто бывают гости из США.
— Замечательный город, — честно ответил молодой человек. — Маленький, конечно, зато можно все осмотреть. Я даже Стену Нечестивцев видел, специально пошел туда вечером…
Крепостная Башня внезапно рассмеялась, помолодев разом на четверть века.
— И ничего из глубины камня не стонало? Не изрекало хулу на Творца? Не гремело ржавым оружием? Ой, как вам не повезло, мистер Перри! Знаете, кто это придумал? Алоизиюс Бертран[94], автор «Гаспара из тьмы», романтик и фантазер почище доктора Гана. Приехал сюда на несколько дней в 1839 году, увидел пролет средневековой городской стены — и вдохновился. Такое написал! Жаль, не могу спеть, как вы про аллигаторов. «Пей, старина Билли, последний свой грог…»!
Посланец адмиральского Фонда изрядно смутился, но виду не подал.
— А вы… А вы попробуйте!
Петь почтенная дама не решилась, но слушать ее было приятно, а временами и страшновато. И в самом деле!
Кайтесь, грешники, кайтесь!
…Принц Конде ведет гугенотов на юг, убивать всех верных Святой католической церкви. В его войске — нечестивые германцы, наемники, кровавая свора. Нет пощады городам и селениям, священникам и монахам, мужам и женам, детям и старикам.
Кайтесь, грешники, кайтесь!
Вот и Салланш — беззащитный городок, для наемников добыча и забава. Не сберечь добра горожанам, не спастись самим, ибо пришла Смерть. Горят дома, и храмы горят, младенцев, оторванных от матерей, вздымают на пики.
Кайтесь, грешники, кайтесь!
Рассмеялся Конде: «Слыхал я про здешний собор, что при самом Шарлемане воздвигнут, много в нем золота и серебра много. Ваш он, ребята!» Заорала яростная свора, в толпу сбилась, заревела, оружием затрясла — и кинулась к собору.
Кайтесь, грешники, кайтесь!
Улица узкая вдоль старой стены крепостной. Бегут наемники, кровавые псы, гремят оружием, хулят Господа, добычу предвкушают. Вот он собор, рядом совсем!..
И пала стена, накрыла нечестивцев.
Кайтесь, грешники, кайтесь!
Когда же уцелевшие горожане решились прийти и взглянуть, стена вновь стояла, нерушима, пуста была улица, и только из глубины камня доносились еле слышные стоны.
— Кайтесь!.. — ладонь с неженской силой врезалась в стол, и молодой человек невольно вздрогнул.
— Зд-дорово! А на самом деле?
Директор снисходительно улыбнулась:
— Здесь не было принца Конде. И гугенотов не было, это же Савойя. Просто остаток средневековой стены, все прочее разобрали два века назад. Но фотографию мы в музее, конечно, разместили — рядом с портретом Алоизиюса Бертрана. Тоже история!.. Мистер Перри, а не организовать ли нам обмен экспозициями, допустим, на полгода? Мы пришлем в ваш Фонд что-нибудь по Средневековью, а вы нам… да хоть про аллигаторов!