Аргентинец поневоле
Шрифт:
Аргентинские гаучо, как правило, метисы и чрезвычайно гордятся своим происхождением от пришельцев из далекой Испании, несмотря на то, что их затерявшиеся в глубине веков европейские предки, некогда полюбившие прекрасных индеанок, не оставили своим южноамериканским потомкам ничего, часто даже собственного имени.
Кроме несколько гипертрофированного чувства собственного достоинства, гаучо унаследовали от своих испанских предков, пожалуй, еще одно свойство человеческой натуры, — необыкновенное, неукротимое свободолюбие. Эти два качества, соприкоснувшись друг с другом, создали в условиях крайней бедности характер независимый
Я имею в виду, конечно, так сказать, типические черты гаучо, свойственные одному человеку в большей степени, другому — в меньшей. Но, так или иначе, а все гаучо — очень гордые люди, именуют и себя и друг друга исключительно «кабальеро», сами очень вежливы и невежливости по отношению к себе не выносят и не прощают. Пришьют сразу!
Тут стоит заметить, что в данном случае под вежливостью понимается не совсем, конечно, то же самое, что в Европе, но главное, что стоит усвоить, на всякий случай, — никогда не стоит с гаучо вести себя хотя бы в чем-то вызывающе. С ними стоит быть тише воды и ниже травы…
Самый распоследний оборванец, если он гаучо, обращается к другому не иначе, как «ваша милость», запросто вставляет в свою речь разные изысканные по форме словесные обороты, невзирая на недостаток, а то и вовсе отсутствие образования. Короче, все корчат из себя «благородных донов». Парадокс, но это так.
Те из европейцев, кто вздумает относиться к этим людям «по одежке», совершат огромную ошибку. Если вы тоже придерживаетесь этого ошибочного правила при знакомстве с новыми людьми, то рискуете, как минимум, услышать какую-нибудь грубость в свой адрес, к которой гаучо переходят от своей «рафинированной вежливости» так же легко и не раздумывая, как дают шпоры своим лошадям. Грань очень тонка…
А если уж гаучо, разгневавшись, перешел с вами на язык проклятий, то, учтите, тут и до удара ножом недалеко. Надеюсь, чувство меры не откажет вам в подобной ситуации, если вы, не дай Бог, в ней случайно окажетесь, то помните: остановиться никогда не поздно, и гаучо вполне может оценить ваше великодушие и готовность прощать.
С детства ездящие верхом, гаучо — искусные и неутомимые наездники. Конечно, они сидят в седле не как казаки, куда там, но в этом компоненте они все же равны таким признанным всеми мастерами верховой езды Западного полушария, как ковбои, вестмены и индейцы Северной Америки. Гаучо чаще всего можно найти в двух местах — или дома, или в седле, причем мальчика в седле можно искать лет так, примерно, с двух.
А в более старшем возрасте девочки, выросшие на ранчо, очень часто не уступают своим сверстникам в умении держаться на лошади. Женщины пампы скачут так же залихватски, как и их мужья, сидя в седле на мужской манер.
Нередко можно видеть, как семейная пара садится на одну лошадь вместе, но спинами друг к другу, лицо женщины при этом обращено назад, а сама она держится на лошади без всяких специальных для этого приспособлений. И вот в таком странном, на взгляд европейца, тандеме эти двое умудряются еще и мчаться галопом.
Кое в чем гаучо заслуживают порицания. Например, они весьма жестоко обращаются со своими лошадьми. Словно настоящие фашисты!
Гаучо ничего не стоит водрузить седло на израненную, больную спину лошади, да еще после этого резко дать ей шпоры. Лошадь надолго запоминает эту боль, и она просто безумеет, когда видит гаучо с лассо в руках. Даже еще не осознав, чем
Если в результате яростного сопротивления животного гаучо в конце концов задушит петлей веревки лошадь, он не только ее не пожалеет, но даже из-за того, что его собственные усилия пропали даром, нисколько не огорчится. Табуны в пампе не считаны, и он совершенно равнодушно начнет отлов другой лошади, оставив загубленную на съедение стервятникам. И если вам уже приходилось слышать о том, что пампа просто усеяна лошадиными скелетами, поверьте, это никакое не преувеличение — так оно и есть.
Удивительно, но с коровами и быками дело обстоит точно так же. То есть гаучо так жестоки к животным, что это даже удивительно для скотоводов. Никакого симбиоза тут не получается. Известно, что у корейцев, больших любителей собачатины, существуют поверье, что если щенка забить заживо, то мясо такой «отбивной» будет гораздо вкуснее. Примерно так же поступают и гурманы-гаучо.
Как бы парадоксально это ни звучало, они убеждены, что мясо коров бывает гораздо вкуснее, если непосредственно перед забоем те бывают разгоряченными, и поэтому гоняют их вкруговую по загороженному корралю. При этом так и хлещут животных кнутами. Коровы чувствуют, что их ожидает, и ревут от страха. Когда коровы станут уже, что называется, в мыле, гаучо накидывают им на шеи лассо.
Задыхающиеся животные издают жуткие хрипы и мычание. В потухающих глазах явственно читаются слова: «Сволочи вы, вот что…»
Но бессердечные пастухи хладнокровно продолжают свою живодерскую акцию: поставив коров на колени, начинают отрезать у них, еще живых, куски мяса, естественно, прямо с кожей.
Мычание коров переходит на какие-то запредельные частоты звуков. Это становится невыносимо слушать. Короче, обыкновенный фашизм, во всей своей красе. Все присутствующие, словно жрецы кровожадных культов, вытаскивают свои ножи из-за пояса, ожидая момента, когда и им будет позволено отрезать кусок от тела измученной коровы. При виде такой картины мороз по коже продирает…
Затем, гаучо, нацепив сочащиеся горячей кровью куски мяса на деревянные палочки или прямо на лезвия своих ножей, начинают жарить их над огнем. Кровь, капает на огонь, шипит, и в этом шипении слышится слабый отзвук предсмертных хрипов животных. От огня поднимается легкий дымок со специфическим запахом, но у гаучо он не вызывает никаких неприятных эмоций и не мешает им тут же отправлять это мясо к себе в рот.
Откусят прожарившийся кусочек от большого куска и снова суют его в огонь, нахваливая вкус этого «асадо кон куэро» [мясо с кожей], большого деликатеса, по их понятиям. Вот какие это люди — зубастые, злобные, с каменными сердцами.
Добавлю, что и в степи гаучо не сильно усердствуют, пустив свое скотоводство на самотек. Лошади организуются в табуны, быки и коровы в стада и так самостоятельно отбиваются от хищников. Стада перемещаются по пампе как хотят и куда хотят. Максимум гаучо оставляют их на попечение своих собак.
Когда путешествуешь через пампу, едва ли час пройдет без того, чтобы не встретить здесь стадо. Считается, что в среднем на каждом квадратном километре пампы пасутся двадцать тысяч овец, триста, а в самые благоприятные по погодным условиям годы, когда не бывает засухи, до восьмисот голов крупного рогатого скота.