Аргентинец
Шрифт:
2
Церковь была полна народа. На окладах, на ризах мигающие отсветы свечей и глубокие тени, «Господи, воззвах», летящие голоса, мрак под куполом.
Нина крестилась вместе со всеми, но смысла службы не понимала. Смотрела на встревоженные, сосредоточенные лица. У стены на коленях стояла молодая женщина в черной кружевной накидке на волосах; старик пытался зажечь свечу перед иконой, но не мог совладать с трясущимися руками. Толстая купчиха окунала палец в лампаду и мазала веки себе и маленькому сыну.
Кухарка
Все эти дни Нина жила в тревожном мареве: что-то мягкое, серое, бесформенное заливало город, и от этого ощущения невозможно было избавиться.
Кто-то из прислуги разболтал Матвею Львовичу, что Клим ездил в Осинки, но вопреки ожиданиям Нины Фомин не устроил скандала и лишь попросил рассказать ему правду. Потом обнял:
— Когда вы рядом, все не так плохо.
Нине было стыдно, будто она обманывала его: он радовал ее не собой, а своими возможностями. Если он был рядом, с ним надо было говорить о делах — казалось, что молчать неудобно. Впервые Нина осознала: вот это и есть ее мужчина. Не «временный», ничего не значащий, а самый что ни на есть постоянный. Ее личная жизнь — быть любовницей председателя Продовольственного комитета. Именно так — с упоминанием должности.
Клим был прав: Нина продавала себя. Он опять, не ведая, что творит, оскорбил ее, назвав вещи своими именами.
Жора «серьезно поговорил» с Ниной:
— Клим отличный парень — чего тебе еще надо?!
Она опять расстроилась, разозлилась:
— Я не люблю его!
— Ты даже не пыталась!
Его слова изумили Нину.
— Как можно «пытаться любить»?
— А так — прикладывать усилия, делать что-нибудь ради этого. Мы с Еленой все время друг для друга стараемся, поэтому у нас, сама видишь, что выходит… А ты забилась в угол и думаешь, что тебе счастье с неба упадет.
— Оставьте меня в покое!
Нина вспоминала, как она не совсем осознанно поддразнивала Клима, попадалась ему на глаза и с тайной радостью подмечала его исступленные взгляды.
Поход к нотариусу, нежданный визит Клима, когда он принес прощальные подарки… Можно было не выходить в столовую, но Нина не смогла отказать себе в удовольствии.
— Зря ты его отвергла, — вздохнула потом Елена. — Тебе было бы с ним хорошо.
Лучше некуда: быть забавой богатого пустобреха в чужой стране, где у тебя ни родных, ни друзей. Поссоришься с ним — и куда пойдешь? На панель? Ни Жора, ни Елена не догадались, что Клим позвал с собой Нину только для красного словца, прекрасно понимая, что без заграничного паспорта, без визы, с большим семейством на руках никуда она не поедет.
3
Нина не достояла службы и вышла из церкви. Смеркалось. Погода была дрянная — накрапывал мелкий дождь, дул ветер.
— Последние телеграммы! Временное правительство низложено!
Только этого не хватало… Вокруг газетчика тут же собралась толпа. Люди совали ему деньги, выхватывали друг у друга вкривь и вкось напечатанные листки.
— Что пишут? Опять война? С кем?
— В Петрограде новая революция… Власть захватили большевики…
Нине газеты не хватило. Встревоженная, она оглянулась, ища других мальчишек. Из церкви повалил народ — кто-то уже пустил слух о падении правительства. Парень в кожаной шоферской куртке влез на ограду и принялся митинговать:
— Мы стояли и будем стоять за Учредительное собрание…
Нина увидела солдата с газетой.
— А… дьявол, ничего не понятно! — зло проговорил тот. Оглянулся кругом: — Барыня, ты грамотная? Прочитай, чего пишут.
Нина взяла у него грязный листок — пальцы тут же окрасились типографской краской.
— «К гражданам России!» — громко начала она. К ней придвинулись люди: слушали жадно, боясь пропустить хоть слово. — «Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки Военно-революционного комитета. Дело, за которое боролся народ — немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства, — это дело обеспечено. Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!»
Дальше шли телеграммы, из которых было ясно, что в Петрограде беспорядки, а в Москве стреляют.
— Большевики никогда не делали тайны из своих намерений, — сказал господин в фетровом котелке. — Обещали взять власть, вот и взяли. Теперь резня будет.
Толпа начала расходиться. Нина не знала, что и думать: отмена собственности на землю, рабочий контроль… А вдруг завод в Осинках отнимут? Надо бежать в Кремль к Матвею Львовичу — он наверняка знает подробности.
Нина торопливо пошла вниз по Покровке. Отсветы фонарей сияли в жидкой грязи на мостовой, отражались смазанными кругами в пыльных витринах.
Может, еще обойдется? Февральскую революцию пережили, в 1905 году тоже были беспорядки — рабочие дрались с полицией в Сормово и на пристанях. Нине было восемь лет, но она хорошо помнила, как ворчал отец, раньше времени запирая лавку:
— Холерные года! Бастуют, бастуют, а исход один: товара на Ярмарке мало — недопроизводство. Грузчики без дела сидят, только даром в Нижний приехали.
Тогда все ждали чего-то, как ждут нападения врага. На Театральной площади крикнули: «Спасайтесь! Сейчас забастовка будет!» — и началась такая паника, что в толпе нескольких баб покалечили. Только потом стали думать: ну, забастовка, ну, закричал какой-то дурак… Чего в истерику впадать?