Аргентинец
Шрифт:
— Тебе попить принести?
Она чуть заметно покачала головой.
Шатаясь, Клим направился в ванную. Открыл кран, глотнул с ладони ледяной воды, посмотрел на себя в зеркале. В собственное счастье было трудно поверить.
Глава 11
1
О том, что власть в Нижнем Новгороде переменилась, Жора узнал от старой графини. Софья Карловна вошла в его комнату (чего раньше никогда не делала) и громко
— Вы знаете, молодой человек, что она не ночевала дома?
Жора нахмурился:
— В смысле?
Старая графиня поджала губы:
— Надо говорить не «В смысле?», а «Что вы имеете в виду?». Ваша сестра ушла вчера и до сих пор не вернулась. И я бы советовала вам разыскать ее, потому что в городе очередная революция и в Кремле засел какой-то Военно-революционный штаб.
В дверях появилась насмерть перепуганная Фурия Скипидаровна:
— Это все большевики, немецкие агенты… Кайзер Вильгельм нарочно их прислал, чтобы они свергли законное правительство и передали Россию немцам.
— Люди за ними не пойдут! — проговорил Жора.
Графиня смерила его пронзительным взглядом:
— Боюсь, вы, молодой человек, мало что понимаете в людях. Они вообще ни за кем не ходят, если у них есть такая возможность: они сидят по домам и выжидают, чем кончится дело. А разбойники тем временем…
Жора бросился в прихожую к телефону. Надо позвонить Елене, Матвею Львовичу… хоть кому-нибудь… Но телефонный аппарат был отключен.
— Напрасно беспокоиться изволите, — сказала Клавдия, появляясь из кухни. — Телефоны нигде не работают — я уж с соседками поговорила.
Жора подскочил к ней:
— Вы были в городе? Что там?
— Митинги. Истопник Поляковых с утра ходил на Благовещенскую, говорит, десять тысяч рыл собралось. В семинарии юнкера засели с пулеметами — будут оборонять контрреволюцию.
Жора схватил с вешалки шинель и фуражку и выбежал на улицу.
Ночью выпал первый снег, но быстро растаял: только кое где на заборах и в канавах виднелись белые хлопья. В небе неслись похожие на дым тучи. И пахло дымом.
Извозчиков нигде не было видно. Жора свернул к Похвалинскому съезду, потом на Малую Покровскую. Перепуганный до смерти город: прохожих — раз-два и обчелся, и те идут торопливо, будто что-то украли. У афишной тумбы, обклеенной прокламациями, собралась беспомощная кучка народу.
— Кто победил-то?
— Черт его знает. Кажется, Ленин у них за главного.
— Да что вы брешете?! Ленин давно в Германию уплыл, немцы за ним крейсер прислали.
— А наша булочная открыта? Или опять хлеба не будет?
— Самое ужасное — этих большевиков никто не выбирал. По какому праву они узурпировали власть?
Чем ближе к Благовещенской, тем чаще попадались солдаты. Напротив Дворянского собрания горел костер, в кругу гогочущих, притоптывающих от холода матросов плясала пьяная девка.
— Цыпленок
Жора попятился, наткнулся на безногого инвалида.
— У, буржуенок! — замахнулся тот костылем.
На Благовещенской гремел митинг. Лес штыков — будто вся площадь ощетинилась стальными иглами.
Бородатый мужик в грязной поддевке влез на постамент памятника Александру Второму:
— Скоро в России не будет ни одного неграмотного! Мы проведем электричество даже в самые глухие деревни. Не только Европа, но и Америка будут завидовать нам!
— Ура-а-а! — стонала толпа, осипшая, но довольная. Рожи хамские, пьяные, бессмысленные.
На мостовой валялись втоптанные в грязь листовки: «Вся власть Советам!», «Бей жидов!», «Да здравствует Учредительное собрание!»
Жора хотел пробраться к семинарии, но там стоял кордон красногвардейцев.
— Проваливай, щенок!
В распахнутых окнах верхних этажей торчали пулеметы. Изредка показывались фуражки юнкеров.
Снова пошел снег.
— Купин, ты?
Жора оглянулся. К нему подбежал Коля Рукавицын, одноклассник.
— Надо в Думу идти! — горячо зашептал он. — Они там забаррикадировались.
— Кто «они»? — не понял Жора.
— Наши!
2
Нарядное здание городской Думы никто не охранял. Жора потянул на себя высокую дверь, та со скрипом поддалась. В сумрачном вестибюле перед большой мраморной лестницей была навалена гора конторской мебели. Жора задел ногой рассыпанные по полу патроны — они покатились в разные стороны.
— Кто такие? — крикнул мальчишеский голос. Из-за баррикады показался красноухий паренек лет пятнадцати, с отломанной от стула ножкой вместо дубины.
Жора не знал, как представиться.
— Свои! — сказал он, и караульный сразу ему поверил.
Его звали Саней, он учился во Владимирском реальном училище.
— Я тут с утра сижу. Вот свисток дали, велели свистеть, если что.
Жора растерянно смотрел на дурацкую баррикаду, на висевший на ботиночном шнурке свисток. Холодок потек по спине — так бездарно, бессильно было организовано сопротивление!
— А где все?
— Наверху: создают Комитет защиты Родины и революции. Вы сходите послушайте.
Жора с Рукавицыным перебрались через баррикаду, поднялись по лестнице. У распахнутых дверей зала заседаний толпились бледные чиновники. Гудели голоса, кто-то шнырял взад-вперед. Под огромной, во всю стену, картиной «Воззвание Минина к нижегородцам» сидели комитетчики — толстобрюхие, в галстуках и пенсне… Как они будут бороться с вооруженными солдатами?
Между Рукавицыным и Жорой протиснулся взъерошенный директор гимназии:
— Очень хорошо, господа, что вы пришли исполнить свой гражданский долг. Все живые силы города нынче здесь.