Аргентинское танго (Игра до победы)
Шрифт:
Наконец она не утерпела. Слова вырвались сами собой:
— Роб, локоть.
— Еще раз, — приказал Рауль.
— Я, кажется, никак не могу справиться с этим, — сердито пробурчал Роб.
— Ты слишком стараешься. Расслабься, — сказала Лес.
— Все. На сегодня хватит, — заявил Рауль и направился в задний конец помещения, где находилась обтянутая сеткой решетчатая деревянная дверь, открывавшаяся в яму.
— Я не устал, — сказал Роб.
— Вы сможете поработать над этим завтра. — Спустившийся вниз Рауль взял у него из руки клюшку, пресекая все дальнейшие возражения.
— Ну,
— Просто блеск. — Роб улыбнулся, но без всякого воодушевления. Казалось, юноша забыл, что, когда он был маленьким, горячий шоколад был его любимым угощением.
— Одну минуту, миссис Томас, — сказал Рауль. — Я хотел бы поговорить с вами.
Он не прибавил «с глазу на глаз», но это и так было ясно по его тону.
— Роб, иди вперед. — Лес шагнула в сторону от двери, пропуская сына. — Встретимся в доме.
— О'кей. — Он нырнул в дверь и быстро закрыл ее за собой.
В наступившей тишине стук дождя по крыше звучал особенно громко. Лес замялась в нерешительности, затем обогнула сетку и через решетчатую дверь спустилась в яму. Рауль стоял около деревянной лошади и смотрел, как она идет по наклонному полу к площадке.
— Вы хотели поговорить со мной, — сказала Лес, напоминая Раулю, что это он должен начать разговор.
— Кто из нас инструктор по поло?
— Вы, разумеется.
— Тогда почему вы учите его? Роб не может слушать двух наставников одновременно. Либо вы тренируете его, либо я. Но не оба сразу. Надеюсь, я ясно выразился? — Рот Рауля сжался в прямую линию.
— Я только стараюсь помочь.
— Ваша помощь нежелательна. — Его голос едва заметно дрожал от сдерживаемого гнева. — Вы только сбиваете его с толку. Всякий раз, когда я говорю что-нибудь, он смотрит на вас: согласны ли вы? Продолжаться так не может. — Пальцы Рауля крепко стиснули рукоятку клюшки. — Я хочу, чтобы вы держались подальше от практических занятий и от тренировочной работы… и воздерживались от любых инструкций!
Это распоряжение привело Лес в ярость. Не в силах устоять на месте от распиравшего ее возмущения, которое требовало выхода в каких-то действиях, она шагнула к деревянной лошади.
— Я его мать! У меня есть право находиться там. Вы не можете запретить мне наблюдать.
Когда она остановилась, их разделяло только туловище-бочонок с привязанным к нему седлом.
— А разве учителя в школе, где он учится, позволяют вам сидеть на их уроках? — Рауль смотрел ей прямо в глаза, опершись рукой, сжимавшей клюшку, на седло, а другой ухватившись за доску, изображавшую лошадиную шею. — Разве вам разрешают подсказывать ему, когда он отвечает урок по истории или английскому языку? Нет! И я не позволю это здесь!
— Вы не позволите? — Лес наклонилась к нему, вцепившись руками в грубые доски деревянного коня. — Я вам плачу! И не вам мне диктовать, что делать, а чего не делать!
Они стояли так близко друг к другу, что единственной преградой меж ними оставалось только седло.
— Тогда дайте мне делать то, за
— Кого мы обсуждаем? Моего сына или мою дочь? — резко бросила Лес.
— Хотите вы или нет, чтобы Роб учился играть в поло? — не ответив, спросил Рауль. При упоминании о Трише выражение его лица сделалось еще более жестким и холодным.
— Да, хочу! И еще я хочу, чтобы вы держались подальше от моей дочери!
— Вы это уже мне говорили. Но это не мне, а ей вы должны были сказать, чтобы она держалась подальше от меня! Она меня совершенно не интересует. Я всего лишь был вежлив с дочерью клиента, не более. В ней самой я не нахожу ничего заслуживающего внимания. Но, может быть, вы предпочитаете, чтобы я вел себя с ней как с несносным, плохо воспитанным ребенком, каким она и является? — с вызовом спросил Рауль.
— Вы были вежливым? Так, значит, вы описываете свое поведение? А как далеко вы можете зайти, чтобы сделать клиенту приятное? Давайте-ка посмотрим… я знаю, что вы целовали Тришу и танцевали со мной, — с язвительным сарказмом проговорила Лес. — Вы что же, никак не можете решить, которой из нас необходимо доставить удовольствие?
Глаза Рауля сузились.
— Может быть, я что-нибудь неправильно понял. Почему вы хотите, чтобы я держался подальше от вашей дочери?
— Потому что ей едва исполнилось восемнадцать…
— …и она намного моложе меня? Так ведь? — Негромкий голос, каким был задан вопрос, заставил Лес насторожиться.
— Да, именно так. Я рада, что вы это понимаете, — проговорила она.
Ее охватило напряжение, не имевшее ничего общего с гневом. Лес повернулась и медленно пошла к лошади.
— А вы? Что вы скажете о себе? — спросил Рауль.
Лес резко остановилась, инстинктивно напрягшись.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Я достаточно стар, чтобы годиться Трише в отцы. А вы — ее мать. Разведенная, без мужчины. Испытывающая одиночество, как я заметил. Возможно, я не расставил все точки над «i» до того, как вы приехали сюда, в Аргентину, и не дал вам ясно понять, на каких условиях работаю. Я продаю за плату свое умение играть в поло, но когда вы его покупаете, то в сделку не входят мои услуги в постели.
Казалось, Лес захлестнула волна жара.
— Какое высокомерие! Что заставило вас подумать, что я желаю видеть вас в своей постели? — Горячие слезы жгли глаза, когда она гневно отрицала, что подобная мысль когда-либо приходила ей в голову.
— В ту ночь в Париже, в вашем номере в отеле, разве вы не приглашали меня в свою постель? — насмешливо спросил Рауль.
— Нет! И если вы помните ту ночь, то должны вспомнить, что я велела вам убираться вон. — Лес дрожала всем телом от стыда и ярости.