Аргентинское танго (Игра до победы)
Шрифт:
Костры, разведенные на лужайке позади дома, продолжали пылать, хотя мясо давно уже было зажарено. Яркое пламя разгоняло прохладу раннего вечера и освещало сгущавшиеся сумерки. Лес сидела за длинным столом, выставленным на газоне неподалеку от костров, и смотрела на стоящую перед ней тарелку, где все еще горой высилась еда. Судя по остававшемуся количеству снеди, можно было решить, что она не съела ни кусочка, но тяжесть в желудке говорила об обратном. Лес сокрушенно покачала головой. Кончики волос, свободно падавшие
— Я совершенно честно не могу уже больше есть, — заявила она, вытирая руки полотняной салфеткой. — Еды на моей тарелке хватило бы и на четверых.
— Мы стараемся, чтобы вы у нас пополнели, — сказал сидящий напротив Эктор, его белые зубы сверкали под усами. — Понравилось вам асадо?
— Muy bueno. Очень вкусно. Я правильно сказала?
— Si, — махнул он рукой, давая понять, что если она и произнесла испанские слова не совсем точно, то это не имеет значения.
Молоденький мальчик из кухонной прислуги унес тарелку, и Лес положила салфетку на стол.
— Чертовски вкусная штуковина, — проговорил Дюк Совайн, сидевший справа от Лес. Он отрезал очередной ломтик от громадного куска мяса и посмотрел на своего соседа, мексиканца. — Мигель, я всегда считал ваше мексиканское блюдо кабрито самой лучшей едой из всех, какие я когда-либо пробовал. Но это асадо побивает его по всем статьям. — Он сунул ломтик в рот и принялся жевать, покачивая головой из стороны в сторону, показывая, какое замечательное это отдающее ароматом чабера бразильское яство. — Я собираюсь разузнать, как они его готовят, чтобы рассказать потом Анджи. Анджи — это моя жена, — пояснил он Лес.
Этот словоохотливый техасец с медлительной, протяжной речью был в группе самым старшим по возрасту. Ему уже исполнилось тридцать два, и он был сыном одного из самых крупных независимых коннозаводчиков в штате.
Позади Лес послышался звон гитарных струн, и она обернулась, глядя через плечо. Около костра стояли трое мужчин в аргентинских национальных костюмах. На груди у каждого на перевязи, перекинутой через плечо, висела гитара. Они начали тихо наигрывать испанскую народную песню.
— Мы решили сегодня вечером устроить представление, — пояснил Эктор, заметив интерес, с которым Лес рассматривала артистов. — Это местные музыканты, но играют они хорошо. Не правда ли?
— Да, очень мило, — согласилась Лес.
Почти все из сидящих за столом покончили с едой и начали собираться группками, знакомясь ближе и заводя оживленные беседы, несмотря на языковые барьеры. Лес тоже устала сидеть, она встала и пошла к тому месту, где сидел Роб. Он беседовал с Ханифом о своей недавней поездке в Англию и матчах поло в Виндзоре. Лес послушала немного их разговор, затем поговорила с Грегором, немцем, о бегах. Тем временем собравшиеся потянулись от стола к двум кострам, пылавшим на поляне, и встали вокруг небольшими кучками, беседуя и покуривая сигары и сигареты.
— Лес… — Триша коснулась
— Да, заметила, — сказала Лес, но все же оглянулась еще раз, потому что не помнила ничего, кроме того, что они были облачены в какие-то национальные наряды.
— Это традиционная одежда гаучо, — объяснил Эктор.
— Мне она нравится, — заявила Триша.
К ним подошел Рауль, и Лес ощутила резкий и пряный запах дыма его тонкой черной сигары.
— До того как я уеду домой, я хочу купить одежду наподобие этой, — решительно заявила Триша. — Уверена, что она будет выглядеть просто сенсационно.
— На вас она наверняка будет смотреться лучше, чем на этом парне, — сказал Дюк Совайн, присоединившийся к ним вместе с кучкой гостей, подошедших посмотреть, что происходит.
— Ты собиралась пробыть здесь всего лишь десять дней, — вмешался Роб. — Надо тебе сразу же начать искать этот наряд.
— Не напоминай мне, пожалуйста, — огрызнулась Триша.
— Разве вы не останетесь здесь с вашим братом до конца? — спросил Ханиф с безукоризненным оксфордским произношением.
— К сожалению, нет. Не останусь, — ответила Триша.
— Но наверняка нет необходимости уезжать так скоро. Не можете ли вы отложить свой отъезд и остаться здесь, в estancia, вместе с нами? — сказал Ханиф.
— Вероятно, могу, — ответила Триша и склонила голову в сторону Рауля. — Но меня не приглашают.
Рауль молчал, продолжая невозмутимо попыхивать своей сигарой.
— Я уверен, что мы сумеем это поправить, — уверенно заявил Ханиф.
Эктор одобрительно кивнул и переступил на своих костылях.
— Господа, — объявил он. — У нас для вас еще кое-что приготовлено.
Он махнул рукой переминавшимся в отдалении слугам, и те вышли вперед с подносами, уставленными бутылочками, сделанными из тыквы-горлянки.
— Это мате, — сказал Эктор. — Приготовлено традиционным способом — так, как пили его гаучо. Они заваривали свой чай в тыквах и пили его через серебряные трубочки.
Слуги засновали между присутствующими. Лес взяла с подноса одну из тыквочек, а затем незаметно отошла в сторону. Триша, вместо того чтобы заигрывать с Раулем, как ожидала Лес, начала делить свое внимание между прочими гостями, смеясь, беседуя и флиртуя с ними. Это явно было попыткой заставить Рауля ревновать.
Лес отвернулась и принялась без особого интереса потягивать чай через короткую серебряную трубочку. Ей не давал покоя вопрос: что произошло между Тришей и Раулем? Может быть, они повздорили? Но она не заметила никакой враждебности в том, как они вели себя друг с другом. Вместе с тем Лес не могла вспомнить ничего, показывающего, что Рауль испытывает к Трише хоть какую-нибудь любовь. Правда, зная, что Лес с неодобрением относится к их связи, он мог скрывать свои чувства к девушке, когда ее мать находится поблизости.