Аргумент барона Бронина 4
Шрифт:
Прошёлся до темниц. Максимус был ещё совсем не в себе. Ему как минимум нужно дня два, чтобы восстановиться. Поставил скрепы на разуме, продлил эдакий будильник на двое суток — пускай ещё поспит. А уж за два дня я точно вернусь обратно. Не думаю, что в этом мире меня способно что-то так надолго задержать.
Остался другой вопрос. Я вернулся снова в гостиную, заварил свежего чая и, попивая его, принялся изучать, как мне добраться до Гадюкиных.
Судя по карте, поместье главы рода Гадюкиных находилось недалеко от Нижнего Новгорода. И добираться мне туда примерно шестьсот километров. А это путь немаленький.
Такими способами обычно принято передвигаться у местной аристократии. Но к чему мне подражать местным? Я ведь давно привык действовать исходя из того, как удобно мне. А удобнее всего мне передвигаться при помощи моего, ставшего уже родным, песка, который способен доставить меня куда угодно.
Один лишь вопрос: вытянувшись на песчаной ладони, долго не простоишь. Но если произвести некоторые изменения в конструкции, то можно хоть на другой конец света отправляться.
Порталы сложновато проводить в точку, где ране не бывал.
Можно было просить помощи Лилит, но она отправилась к Базалесу с отчётом. Можно было бы её дождаться, но я решил, что она большая девочка и сама разберётся. Удивительно, но мысль о том что она работает на моего врага, меня не трогала. Я был уверен, что Лилит мен я не подставит. Хотя я совершенно не понимал откуда у меня такое знание.
Я же сидеть и ждать точно не собирался.
Немного прикинув, я создал из песка капсулу, наподобие той, что совсем недавно удерживала Максимуса, а ещё ранее — мою любимую сестрёнку Свету. Только сделал её просторнее, чтобы не стесняла движений. И расположил горизонтально, чтобы можно было улечься совсем как на удобном кресле и со всем комфортом двигаться куда угодно.
Капсула по форме напоминала наконечник стрелы, такая же обтекаемая, шикарная. А песок сплёлся так плотно, что стал гладким, будто стекло, даром что непрозрачным. Но мне это не требовалось — я прекрасно видел сквозь песок. Для меня моя стихия всё равно что прозрачная вода.
Вскоре капсула была готова, я уместился на ложе и отправился в путь. Скорость капсула развивала серьёзную. Ветер свистел, рассекаемый огромным песчаным снарядом, а я расплылся в улыбке. Всё-таки полёты мне всегда нравились, а сейчас они стали куда более комфортными.
У песка есть определённые плюсы. Как минимум его гибкость и текучесть — это огромное преимущество.
Лететь мне было ориентировочно часа два-три. Осталось понять, чем в это время заниматься.
Часть моего сознания была направлена на медитацию и синхронизацию со старыми знаниями архимага Алексиуса, которые слой за слоем укладывались в мозгу юного барона Бронина. Спешить в этом деле не следовало. Можно было и сразу всё освоить, но тогда многое потерялось бы и не отпечатывалось бы достаточно глубоко. А если действовать постепенно, плавно, то знания становились частью разума и превращались в конкретные методики и правила поведения.
Пока я находился в пути, у меня имелось ещё одно небольшое дельце, которое следовало бы завершить.
В моём пространственном хранилище находилась филактерия с существом — метаморфом, лишённым разума, который подарил мне хранитель погибшего уже мира. А на границе этого мира находилась
Я уже успел изучить существо, находящееся в капсуле, убедился, что там действительно нет никаких примесей, и оно абсолютно чисто и свободно. Разум без единой заметки, без единого пятнышка, очищенный так кристально чисто, как даже я бы не смог. Единственное, что было, — это этакая мышечная память и опыт прежнего владельца тела, который был нужен для того, чтобы Корк не учился ходить заново, чтобы знал, как пользоваться этим телом и всеми его особенностями.
И всё, что оставалось сделать, — это записать в него разум моего ворона. Вот только существо было настолько иным и не поддавалось пониманию, что я опасался: вдруг Корк не сможет справиться? Я бы не хотел, чтобы мой друг сошёл с ума.
Я перекачал из капсулы зависшей на границе этого мира в свой разум всё, что касалось Корка, всех его прежних жизней. Это был довольно серьёзный массив памяти. И примерно на середине пути к Гадюкиным я был готов приступить к переселению разума.
Признаться, давно я так не волновался. С мышами было всё легко, за них я не переживал, действовал уверенно и, признаться, если бы эксперимент не удался, я бы совершенно не опечалился по этому поводу. Здесь же дело было куда более деликатное. Здесь права на ошибку у меня не было.
И спустя ещё полчаса приготовлений я освободил метаморфа из капсулы. Существо это было довольно объёмным. Для него пришлось значительно расширить свою капсулу, предоставив существу глубокую чашу метр на метр в диаметре и глубиной в полметра. Её метаморф и занял.
После этого, погрузив неведомое существо в сон, я принялся перекачивать разум птицы в прозрачную сероватую массу.
Ещё спустя полчаса я, сдерживая волнение, наконец позволил существу очнуться. Какое-то время понадобилось Корку для пробуждения и осознания себя в новом теле. Я же всеми силами помогал ему освоиться. Всё-таки разум Корка был для меня как открытая книга, и неважно, какие ограничения есть в этом мире. Корк в каком-то роде был частью продолжением меня в звериной форме.
Спустя недолгое время серебристая масса принялась бурлить, а в следующий миг в чаше вместо полупрозрачной лужи оказался чёрный ворон, очень большой чёрный ворон с огромным тяжёлым клювом и умными глазами, что уставились на меня.
Корк оглядел меня с ног до головы.
— Это я, дружище, — произнёс я. — Твой старый друг, старина архимаг Алексиус.
Корк ещё раз неверяще оглядел меня с головы до ног, затем поглядел на лысину и принялся гомерически каркать.
Несмотря на то, что я почти добрался до поместья Гадюкиных, я решил подзадержаться.
Нам с Корком надо было много чего обсудить, ведь прошло столько времени. Я рассказал ему о своих злоключениях, о предательстве Максимуса. И о том, что, вероятнее всего, Корк ещё какое-то время жил без меня. А может, даже и живёт до сих пор.
На что ворон, немного подумав подобно передал такую мысль, что он рад возвратиться к жизни именно в этой точке, не зная опыта десяти лет жизни без своего старого доброго друга. Это заставило меня о многом задуматься.