Архаические развлечения
Шрифт:
– Мне нравятся костюмированные вечеринки, – решился он, наконец, – но это не совсем то, о чем я говорил.
Джулия ненадолго прервала свою бурную деятельность и взглянула на него поверх радужных кип, по лицу ее знакомым всплеском пронеслось приязненное раздражение.
– Это не костюмы, – сказала она, – это одежда.
Она швырнула ему рейтузы – одна штанина в белую и черную вертикальную полосу, другая ровно белая.
– Примерь-ка для начала вот эти.
– Ты все это сама сделала? – он присел на кровать, чтобы снять полуботинки, слегка повредив при этом похожую на мечеть шляпу. – Не дешевые у тебя хобби, любовь моя.
Джулия ответила:
– Они
– Коричневый кто? – Джулия ткнула пальцем в мантию с высоким воротом, широкими рукавами с черным подбоем и с полами, которые застегивались на эмалевое кольцо. Послушно втискиваясь в нее, Фаррелл спросил:
– Что за люди такие? Для кого ты все это делаешь?
– Все тебе, дорогой, открою, – ответила Джулия хриплым цыганским шепотом. Некоторое время она, покачивая головой, отрешенно созерцала Фаррелла, словно он был эскизом костюма, наброском линий и складок. – Пожалуй, ничего, хотя нет, не знаю. Жалко терять твои ноги. Нет.
В конце концов, она остановилась на однотонных рейтузах и темно-синем дублете, расшитом зелеными ромбами и лилиями. К талии дублет резко сужался, вдоль рукавов его, с внутренней стороны, шли до самых подмышек разрезы. Еще она дала ему открытые, остроносые туфли и мягкую бархатную шапочку и, покончив с этим, радостно сказала:
– Одевать тебя – одно удовольствие. Я бы могла играть с тобой целый вечер. Иди, полюбуйся на себя.
Фаррелл стоял перед зеркалом долго – не из тщеславия, но из желания лучше узнать худощавого, горящего яркими красками незнакомца, увиденного в стекле. Лицо под высокой шапочкой было моложе, чем у Фаррелла и по-другому устроено: удлиннился нос, гораздо круче изогнулись своды глазниц, лоб стал круглее, таинственные тени залегли вокруг широкого рта, и весь склад этого лица стал вдруг таким же невозмутимо спокойным и глубоким, столь же готовым к неумышленному насилию, как у рыцаря, вырезанного на крышке гробницы, или ангела в витражном окне. Это я? Нет, это свет здесь такой или, может быть, покоробилось зеркало. Он видел, как за его спиной раздевается Джулия, как она, закинув голову, возится с молнией. Мужчина в зеркале наблюдал за ней, время от времени бросая на Фаррелла недолгие взгляды. Так это я? Мне хочется быть им? Для себя Джулия выбрала простое длинное платье, темно-зеленое, облегающее, а поверх него надела подобие начинающегося прямо от плеч двухстороннего фартука, примерно такого же оттенка, как ее кожа – чистый, бледный янтарь. Передняя половина и задняя соединялись лишь на плечах и у бедер. Джулия сверху вниз провела ладонями по темным элипсам и сказала Фарреллу:
– Вот это у них называлось Вратами Ада.
– И далеко они забредали сквозь эти врата? – поинтересовался он.
Джулия хихикнула.
– Это строгий наряд, его назначение – сдерживать. Вообще одежда высокого Средневековья самая чувственная из всей, какую когда-либо носили. Я как-то сшила для леди Хризеиды платье… – она запнулась и, помолчав, спросила: – Ты еще не начал теряться в догадках, куда это я тебя собираюсь свести? Что ты об этом думаешь?
– Я по-прежнему думаю, что это костюмированная вечеринка. Ну, если очень
Джулия не засмеялась. Она произнесла очень тихо:
– Это случилось однажды. Тебе бы не понравилось.
Короткий зеленый плащ на нем, серый, подлиннее, на ней, свободные волосы укрыты капюшоном, и выйдя за ним в млечную ночь, она сказала:
– Придется тебе вести мотоцикл. Я подскажу, куда ехать.
Фаррелл поморгал, разглядывая BSA, походивший на присевшую у обочины дождевую тучу. Джулия вложила ключ ему в ладонь.
– Я в этом наряде вести все равно не могу, а мне почему-то хочется сегодня взять BSA. Тебе же всегда нравилось править моими машинами.
– Только не на карнавале, – проворчал он. – Это дурная примета, унижать BSA.
Впрочем, он уже отпирал замок на передней вилке – с нетерпеливой жадностью, но и с должным почтением. Мотоциклы Джулии всегда казались ему прирученными демонами, гибридами гиппогрифов с боевыми быками.
Джулия жила в трех кварталах от Парнелл-стрит, почти на той невидимой линии, что отсекает студенческую часть Авиценны от всего остального. Она сидела в седле боком, легко придерживаясь одной рукой за талию Фаррелла, уже осторожно ведшего BSA вверх по Парнелл-стрит.
– Совсем как в Лондоне, – сказала она, – когда мы тайком сбегали по ночам, чтобы ты смог поупражняться. Поскольку у тебя не было пропуска.
– А у тебя прав на вождение мотоцикла. Ты производила на меня сильное впечатление – так лихо умыкала мотоциклы и все такое.
– На самом деле, права у меня были, я просто не успела их получить. Но так тебе было интереснее, – она указала ему на север, в сторону университета.
Каждый магазинчик грамзаписей работал сегодня допоздна, и все приемники в автомобилях, все кассетники вопили в голос, динамики взревывали сзади и спереди, как распалившиеся аллигаторы. Фаррелл легко скользил по Парнелл-стрит, пронизывая, словно ныряльщик, переменчивые течения, температурные и звуковые слои. Улица вскипала и погромыхивала, купаясь в собственном маслянисто-лимонном свечении – хотя бы в эту субботу отзываясь прежними временами, когда на каждом углу размещался арабский базар, и все дверные проемы населяли любовники, негоцианты и воры, трубадуры и дети с целлофановыми глазами и леденцовыми лицами. Джулия, прижавшись к спине Фаррелла, тихо напевала ему в ухо:
Ведьма верхом В небе ночном, Черт и она на пару…
Невероятно высокий и до невозможного тощий черный мужчина стоял в середине улицы, мягкими нырками склоняясь, чтобы вглядеться в лица проезжающих мимо водителей, и отпуская их преувеличенно плавным благословляющим взмахом руки. BSA миновал его со скоростью, чуть большей скорости пешехода, так что у него хватило времени изучить лица Фаррелла и Джулии, важно похлопать их по головам и поклониться. Лицо его казалось вогнутым, отшлифованным, гладким, как старая деревянная ложка. Они услышали голос, слабый, потерянный и пересмешливый:
– Передайте девочке привет от меня. О, скажите Эйффи Шотландской, пусть не забывает Пресвитера Иоанна.
За спиной Фаррелла Джулия резко сказала:
– Сверни здесь.
Фаррелл кивнул негру и, миновав кинотеатр с рекламным навесом над входом, обещавшим ретроспективу Ронды Флеминг, и опять оказавшись во тьме, бросил мотоцикл вверх по холму.
– Вот это уже на что-то похоже, – радостно объявил он через плечо. – Пресвитер Иоанн, Индийский и Африканский, тот у кого в поварах ходил король, а в постельничьих архиепископ. Этот там находился Источник Молодости, в царстве Пресвитера Иоанна.