«Архангелы»
Шрифт:
— Человек! Бросайте веревку!
— Человек! — повторяли рудокопы, и их голоса мешались с эхом в длинном и темном каменном коридоре.
Вскоре мертвое тело подняли из шахты.
— Что, несчастный, насытился золотом? — Иосиф Родян наклонился над трупом. Узнать его было трудно: на лице запеклась кровь, присохла земля. Рудокопы умыли ему лицо.
— Недавно помер. Еще не остыл, — сообщил один из них и тут же воскликнул: — Да это Глигораш!
Все склонились над мертвым и единодушно признали в нем Глигороша.
— Да, это Глигораш, — невесело проговорил Родян. — Страже «Архангелов» быть за него в ответе.
Восемь парней принялись клясться и матерью, и отцом, что ни одна человеческая душа не проникала в штольню.
Родян знал, насколько
Теперешний вход в главную штольню «Архангелов» находился у западного подножия похожей на перевернутый вверх дном котел горы Корэбьоары, в маленьком ущелье, которое вилось между этой горой и горой Палтинул. Обе горы были покрыты старыми еловыми лесами, поднимавшими высоко в небо свои острые вершины. До «Архангелов» можно было добраться из Вэлень двумя тропами и узкой дорогой вдоль взбаламученной речки, приводившей в движение почти все толчеи в селе. В эту речку сбегали и серебристые прозрачные ключи, и ручей, начинавшийся выше прииска «Архангелов». Ручей промыл достаточно широкий распадок, так что, если случалось встретиться двум повозкам, они могли разминуться. Вот и ехали повозки к «Архангелам» вдоль этого ручья лощиной, заваленной камнями, волы еле-еле продвигались, телеги тряслись и скрипели. Одного летнего паводка хватало, чтобы загромоздить лощину обломками скал и белыми круглыми камнями. Пешком по опушке подниматься было куда приятнее: и камни легче было обходить, и густая тень в разгар жаркого лета опускалась плотной прохладной мантией. Перед глазами высилась гора Корэбьоара. То и дело попадались кучи серого, раздробленного кувалдами камня, дожидавшегося, когда его свезут к толчее. Пять новых сараев из крепких еловых бревен возвышались между серых каменных куч. Самый просторный, с большой комнатой и нарами для отдыха рудокопов, стоял у самого входа в штольню.
Ствол штольни вел прямо к сердцу горы Корэбьоары. От главной штольни отходили налево два боковых ствола, направо — три. Один был давно заброшен, второй вел к недавно открытой богатой жиле, третий только недавно начали пробивать. Пробивая этот ствол, Иосиф Родян надеялся открыть еще одну золотоносную жилу, которая, как он полагал, должна идти параллельно первой. Восточный конец главного ствола упирался в забой, где работали еще прадеды, выход наружу здесь был завален намертво. Горы изнутри были изглоданы вдоль и поперек. Пещеры, похожие на огромные храмы, зияли со всех сторон. Гулко отдавался здесь каждый удар молота, человеческие голоса будили бесконечное эхо, со сводов обрушивались нависшие куски скалы. Работать здесь было чрезвычайно опасно, но Иосиф Родян не желал прекращать разработки: много лет подряд шахта давала золотоносный кварц.
Иосиф Родян с двумя сторожами быстро разыскал старый вход. Расположенный выше теперешнего, он зарос ежевикой, но, продравшись через заросли, они убедились, что один камень отвален совсем недавно и сквозь образовавшуюся щель пусть с трудом, но мог протиснуться человек.
Родян оглядел щель, хмыкнул и, вернувшись назад, снова полез в штольню, чтобы посмотреть, как выглядит старый вход изнутри. Но здесь ничего нового он не увидел: вход, как и раньше, был завален беспорядочной грудой камней.
— Может, щель, через которую он протиснулся,
Иосиф Родян в тот же день нанял еще двух сторожей, чтобы охранять «древний вход» в штольню «Архангелов».
По селу Вэлень разнесся слух, что у «Архангелов» убили человека. Не успел Иосиф Родян вернуться домой, как слух этот обежал все село. У Кивы похолодело сердце. Объятая смертельным страхом, она бросилась бежать к «Архангелам». На полпути ей повстречались носилки из еловых лап, на которых восемь рудокопов с обнаженными головами несли ее Глигораша. Увидев Киву, носильщики осторожно опустили мертвого на землю и молча отошли в сторону. Обезумевшая женщина припала к покойнику. Она громко звала его по имени, ощупывала, целовала, поднимала его руки. Но руки падали безжизненными плетями. Глигораш лежал, и губы его были стиснуты, как будто он все еще терпел мучительную боль.
— Убили! Вы его убили! — закричала Кива, разразившись отчаянным плачем.
— В недобрый час все случилось, Кива. Мы тут не виноваты, — глухо проговорил один из рудокопов.
— Вы его убили! Вы застрелили! Душегубы! — кричала женщина в отчаянии. — Да поразит бог этих «Архангелов»! Да пропадет на свете все золото! Все, все, все!
— Окстись, Кива, никто его не убивал! Он и в шахту попал через «древний вход». Некому было в него стрелять.
— Да не будет ни крупиночки золота во всех горах на всем белом свете! — выла женщина, поднимая глаза к небу. Она долго смотрела в небесную голубизну, потом осенила себя широким крестом и вновь повторила:
— Господи, вытрави на земле все золото!
— Не проклинай, баба, не проклинай! — увещевал Киву старый рудокоп. — Видишь, у него череп проломлен, значится — не стреляли. В шахту он свалился.
Кива расслышала только последние слова и, обратив безумные глаза на рудокопов, снова дико завыла.
— И вы, собаки «Архангелов», сдохнете! За щепотку золота моего мужика пристрелили! Все мало, мало Родяну. Да зальет ему господь бог и глотку, и брюхо расплавленным золотом!
Словно надломившись, Кива припала к мужу и долго, безудержно плакала, содрогаясь от рыданий. Восемь рудокопов с мрачными лицами слушали этот плач. На сердце у них было тяжело. Кто знает, не придется ли и их женам так рыдать над их телами, вытащенными из-под обвалившейся скалы? Не будут ли и они проклинать «Архангелов», как несчастная Кива?
Словно окаменев, стояли рудокопы, пока жена причитала и оплакивала мужа. Потом подняли носилки и понесли мертвого дальше. Только они вошли в село, к Киве стали присоединяться другие женщины, плакать и выть. Когда мертвого проносили мимо трактира, за носилками уже шла целая толпа причитавших в голос женщин. Шли в этой толпе и несколько мужчин с непокрытыми головами. Всем уже было известно, что Глигораш отправился к «Архангелам» воровать золото, но в Вэлень это не считалось за грех, потому что бог упрятал золото в скалы, а извлекать его оттуда может всякий, у кого есть охота и сноровка. Рудокопы воспринимали несчастный случай с Глигорашем так, будто его и впрямь убила шахта, которой он служил верой и правдой. «Нехорошие дела творятся у „Архангелов“. Убила шахта человека», — толковали они между собой. И название это, которое во время праздников прославлялось с таким воодушевлением, произносилось теперь с откровенным страхом.
XII
Семинарист Василе Мурэшану поцеловал руки родителям, обнял сестер и прыгнул в телегу, ожидавшую его во дворе. Было это в три часа пополудни в воскресенье, в день святого Фомы. Отец задержал его, попросив помочь с похоронами Глигораша, которые состоялись только сегодня. До этого, к великому негодованию Кивы, приезжали разные комиссии выслушивать свидетелей.
Уезжая в этот час, Василе рассчитывал к восьми вечера добраться до станции. Там ему предстояло дождаться ночного поезда и на следующий день, хотя и с небольшим опозданием, быть в семинарии.