«Архангелы»
Шрифт:
— Ни за что на свете, домнул адвокат!
— Тогда услышь мольбу твоего сына и принеси бочонок. Больше ни о чем не беспокойся, отец Спиридон. Наливать в кружку я буду сам, я знаю, как это делается.
Трактирщик поклонился и тут же скрылся за дверью. Можно было подумать, что он поспешил выполнить просьбу, однако он занялся другими делами. «Сейчас заснет. Знаю я его!» — пробурчал про себя Спиридон. Переделав мелкие дела и распорядившись по поводу жаркого на лугу, Спиридон с женой и младшими детьми сел обедать. Не успел он проглотить ложку супу, как приоткрылась дверь и появилась
— Ты не принес мне бочонка, отец? — захныкал он.
— Нет еще, домнул адвокат! — Спиридон удивился, что студент не заснул за столом.
— Это черт знает что! — возмутился молодой человек. — Тащи немедленно пиво. Сегодня ты ведешь себя по-свински!
Спиридон побледнел. Его даже затрясло от возмущения: да что же это такое, ложки супу проглотить не дают. Однако вскочив, прошел мимо адвоката, приволок начатый бочонок пива, поставил возле стола, приладил помпу и вежливо сказал:
— Пожалуйста, домнул адвокат. В нем кружек двенадцать еще будет.
— Прошу! — Прункул протянул трактирщику бумажку в двадцать леев.
— Не сейчас, домнул адвокат! Откуда мне знать, сколько вы выпьете. Потом рассчитаемся.
— Прошу! — настаивал студент. — Я плачу! И ты, Спиридон, не добрый отец. Тебе человека не жалко. Получи деньги и уходи!
Спиридон оставил бумажку на столе и вышел.
Время уже шло к пяти, когда вновь стали собираться участники проводов. На Оленьей поляне давно уже пылал костер. Приятели сошлись в трактире Спиридона и, к своему великому удивлению, нашли там молодого Прункула, сидевшего перед кружкой пива. Кто-то пощелкал по бочонку, бочонок отозвался гулким звоном. Его перевернули — ни капли! Но Прункула тоже нельзя было сдвинуть с места. Он сидел, откинувшись на спинку стула и оперевшись локтем о стол. Ноги его, казалось, были воткнуты в пол, и сам он выглядел как человек, окаменевший от смертельной усталости. С тупым равнодушием, словно никого не узнавая, смотрел он на столпившихся вокруг него людей. Время от времени студент тяжело вздыхал и слегка покачивал головой. Приятели, собравшиеся вокруг, шумели, окликали его по имени, подталкивали, кое-кто пытался даже трясти за плечи. На сильные толчки Прункул отзывался глухим бормотанием, которое, казалось, выходило откуда-то из нутряных глубин.
— Придется его тащить до самой поляны, — выразил недовольство Иосиф Родян.
— Надо же — выпил целый бочонок пива. Удивляюсь, как его не разорвало! — заметил доктор Принцу, наклоняясь над студентом и ощупывая его.
Прункул что-то забормотал, зашевелился, и словно с того света донеслось:
— Свиньи!
— Ого! Он еще нам преподносит уроки морали! — рассмеялся адвокат Паску.
Прункул заерзал на стуле, попытался встать, но не смог. Снова откинулся на спинку стула и повторил:
— Свиньи! Все свиньи!
Тут в трактире появился младший Унгурян. Раздвинув толпу, он подошел к своему дружку.
— Привет, коллега! Привет! — радостно прозвучал его голос. — Выпил? Захмелел? Проспался?
— Пришел, увидел, победил! — произнес Прункул и осклабился.
— Да он совсем не пьян! — воскликнул
— Пойдешь с нами, дорогой? — спросил он его. Прункул, словно бы не слыша, безучастно бормотал:
— Все свиньи.
— Коньяк есть, Спиридон? — Унгурян выглядел озабоченным.
— Есть, домнул адвокат.
— Скорей коньяку и рюмку! Сразу проснется!
Кое-кто вопросительно поглядел на доктора Принцу.
— Весьма возможно, — отвечал тот. — Опьянение от пива похоже на густой туман, но оно не тяжелое. Пивной хмель не давит с такой силой на мозг, как винный хмель или ракия. Опьянение от пива не такое глубокое. Оно размягчает все тело и чрезвычайно отягчает живот.
Проглотив одну за другой несколько рюмок коньяку, Прункул стал покачивать головой, подергивать руками и ногами. Потом с помощью Унгуряна, бледный, как мертвец, встал.
— А теперь скорее на улицу, на воздух! — скомандовал Унгурян.
— Уже идти пора. Пока доберемся до поляны, он проветрится, — заметил старик Унгурян.
— Колоссально! — воскликнул младший Унгурян. — А ты не боишься простыть? Хотя на тебе столько жиру, что и шубы не надо.
Миновав проулок, все свернули на тропинку и перешли распадок по узкому мостику, на котором Унгурян особенно заботливо поддерживал Прункула. Прогулка на свежем воздухе и коньяк сделали свое дело — молодой человек протрезвел. Когда стали подниматься к Оленьей поляне, он выдернул руку, за которую его поддерживал Унгурян.
— Хватит меня держать!
— Наконец-то! — облегченно вздохнул Унгурян. — Какого черта ты нализался пива, когда знал, что после обеда сможешь надраться рислингом или мускатом?
— Со мной ничего бы не было, не пей я на голодный желудок, — признался Прункул.
— Так ты сегодня не обедал?
— С вечера ничего не ел!
— Да что ты говоришь? Ну, коли так, то ты здоровее быка, братец! А с чего ты решил поститься? Или с утра тоже приложился?
Прункул молчал. Подъем был крутой, он задыхался.
— У меня конфликт со стариком, — наконец ответил он.
— Подумаешь, конфликт! Отцы и дети! И ты из-за этого дурака валяешь?
— Не лезь ко мне, Унгурян! Иди к черту! — в голосе Прункула звучало отчаяние. — Не конфликт даже, а ультиматум.
— Ультиматум? — удивился Унгурян, не понимая, о чем может идти речь.
— Еще год он будет давать мне деньги. А я за год должен получить диплом, — еле выдавил из себя Прункул. Ему было стыдно признаться, какую ежемесячную сумму положил ему отец.
Унгурян так и покатился со смеху. Но тут же перестал смеяться — только потому, что, смеясь, трудно было подыматься в гору. Тропинка по луговому склону, хотя и вилась спиралью, однако была достаточно крутой. Остальная компания давно их опередила.
— Да что ты, право? Малый ребенок, что ли? Сколько нам предъявляли таких ультиматумов? — беспечно воскликнул Унгурян.
— Мой старик не шутит. Это я сразу понят. Мой отец — человек суровый, — горестно промолвил Прункул. — Сказал, что новая галерея на прииске поглотила уже целое состояние.