Архетип Великой матери с древности и до наших дней. Сборник исследований
Шрифт:
Если говорить кратко, то тип Эфесии, даже если он претерпел изменения, выражает один и тот же полисимволизм с самого начала и до позднейших времен. Сложный архаизм, который греки назвали бы варварским, был эпохой простого совмещения и взаимопроникновения образов. Стоящие в ряд или даже соединенные как близнецы идолы, независимые друг от друга, должны как в собрании богов выражать обилие функций божества, которое было прежде всего Матерью-Землей. Затем появилась Артемида, которая временно была адаптирована к греческой сути, но более точные данные о ней у нас отсутствуют. В эллинистическую и греко-римскую эпоху вычурное впечатление от нового искусственного соединенного и перепоясанного ксоана, который широко распространился, указывает на внешнее единообразие. Нанесенные на него символы приходят на смену различиям более ранних эпох. Видно, что изменилось только выражение взаимосвязей. Еще одна констатация: культ всегда был связан с разными функциями Матери-Земли. Разве это все еще вызывает удивление? Ионические религии были очень устойчивы. Изображения Эфесии выражают вечно неизменное этой сложной сущности, которую поэты последующих эпох зачастую представляли как отражение регулярного изменения времен года, но также одновременно и как неизменное по сравнению с изменениями в человеке
И еще я хотел бы попробовать кратко указать на некоторые торжества культа в Эфесе, который по своей сущности никогда не был греческим, он был пронизан азиатским духом. Богиня Эфеса выделяется не только уникальностью своего святилища и особенностями своего образа. Ритуал ее почитания занимает особое место, в течение продолжительного времени мы считаем его одним из самых сложных, я бы сказал — самым своеобразным среди языческих культур, даже если мы не знаем его, а просто пытаемся разгадать.
Прежде всего верховные жрецы. Артемизион Эфесский — это теократическое господство, в котором Эфесия передавала свои властные полномочия пестрому, вполне азиатскому жреческому двору. Верховный жрец-владыка28 является евнухом; как при этом не вспомнить о жертве, которой требовала от своих жрецов Кибела из Пессинунта? Впрочем, этот обычай пришел из древнейших времен; оскопление оставалось распространенным вплоть до исчезновения этого важного жречества. Мегабиз — это распространенное иранское имя, его можно сравнить с именами Баттакес и Аттис Кибелы; это официальный титул. Хотя и кажется, что надпись из Приены, единичный текст времен 334—333 гг.,и указывает на преемственность по греческому типу, то есть семейную 29
преемственность , существует не меньшая уверенность и в том, что в Эфесе выбор верховного священника каждый раз происходил в форме усыновления, это чуждый грекам обычай, который обнаруживается у жриц Амона в Египте30. Эта традиция, как и титул верховного жреца, который указывает на персидское происхождение, видимо, пришла в Ионию из иранской Азии. Разрисованная статуя из слоновой кости, предположительно Мегабиза, была найдена в сокровище храма А в Эфесе; она происходит из времен Мермнадов из Лидии, то есть до Ахеменидов. Если в данном случае речь действительно идет о жреце-евнухе, главе культа (критические сомнения вполне могут иметь место), суть этой функции может показаться чрезвычайно примитивной: мягкое, гладкое и улыбающееся лицо несомненно говорит в пользу предположения Хогарта и его сотрудников: на голове у статуи калаф, напоминающий тиару турецких дервишей или камилавку православных священников. На ней длинное азиатское одеяние с рукавами, которое стянуто на бедрах поясом; ее руки касаются крупной цепи, которая как четки лежит на ее шее. Это символ должности предстоятеля и напоминание о клидах изначального ксоана Артемиды. Естественно, облик этого верховного жреца с такими азиатским именем и одеянием должен был претерпеть изменения в течение столетий, даже если мы и не имеем оснований судить об этом. Во время, когда Апеллес рисовал его, он, вероятно, как и его богиня, выглядел больше по греческому вкусу31; тогда его преимущественно называли неокором. Но и тогда он видимо сохранил свой характер азиатского жреца, что можно сравнить с лидийцами, которые в Эфесе были предшественниками магов Анахиты. Кроме Ирана Ахеменидов он очень сильно напоминает характерных первосвященников хеттских рельефных изображений, которые также отличались тиарой и длинными одеждами. Привилегия контроля за женской свитой Артемиды была весьма важной, она действовала на протяжении длительного времени и появилась еще до административных задач, которые были характерны для него, когда Ксенофонт и Александр познакомились с Мегабизом. Но ведь многим особенным отличаются и жрицы. Они несомненно назывались корами, девственницами, неокорами, но в первую очередь мелиссами, жрицами-пчелами, и это название указывает, как и в Фере в шестом столетии, не только на теократическую организацию пчелиного роя, но и на гибридную богиню, как ее можно увидеть на подвесках янтарного ожерелья из Камироса (Родос). Пчела, которая в Малье была известна как королевский символ на Крите, много раз встречается на изображениях на объектах сокровища Эфеса; она не менее часто встречается на перепоясанных ксоанах элинистической эпохи32. В Эфесе имелись и эссены, «короли пчелиного роя», класс привилегированных жрецов, который в азиатском мире до сих пор известен только по Артемизиону из Эфеса; это был самостоятельный класс жрецов, а не просто обычная культовая общность. Название встречается одновременно на эллинистических надписях и в текстах. Эти эссены во времена Августа превратились в простых священников, они в этом случае занимались управлением финансами или подготовкой праздничных пиршеств, которые всегда сопровождались определенными жертвами. Тогда они назывались гестиаторами или дайтумонами. Но до времен Павсания они должны были соблюдать временное целомудрие; они и дальше напоминают древние сообщества, которые у вавилонян, хеттов и семитов вели монастырский образ жизни. С ними сравнивали иудейскую дохристианскую секту эссенов (эссеев), но было бы неправильно придавать этому сравнению слишком большое значение.
До первого столетия нашей эры, когда экзотические жрецы стали посмешищем для скептиков — впрочем, это может случиться с каждым культом — и материалом для авторов комедий, эти так сильно пронизанные азиатским духом братства обладали большим могуществом. Но не только они подчеркивают негреческий характер эфесского жречества. Не следует забывать о развитии, которое имело место в Артемизионе относительно сохранения торжественных одеяний, предметов культа и литургии службы жертвоприношений, которая всегда сопровождалась музыкой и пением. В Эфесе всегда присутствовали богословы и музыканты, хоры, а также странные служители культа, которых называли акробатами, танцоры на пуантах, о которых напоминают охранительные образы, имеющиеся на вратах героона в Трисе. Участники плясок смерти являются стражами восточного «рая». Акробаты имеются и в Магнезии на Меандре в свите Артемиды Левкофрины, она также была Матерью-Землей, которая превратилась в Артемиду. Танцоров из Котиэума можно сравнить с «Sodales ballatores Cybelae», братством танцоров Кибелы; их танцы напоминают танцы Аттис Реа-Кибелы, преисполненной любви богини, и, возможно, также древние запреты наступать всей стопой при пересечении порога и освященных дворов. В 104 году от Р.Х. во времена известного
То, что касается жрецов храма, распространяется и за пределы братств, то есть на участников мистерий и паломников на празднествах богини. Я в 1922 году исследовал совершенно отдельное сообщество эфесских куретов, которое связано с мистериями Солмиссоса, мистериями Артемиды, являющимися в том числе и в античном мире примечательной редкостью33. Благодаря эллинистическим надписям для времени с конца третьего столетия до Р.Х. установлена связь куретов с Артемизионом. Любые сомнения исключены, хотя раньше они были очень сильными; мы видим странную схожесть Артемиды Даитис из Эфеса с Изодаитесом, Дионисом культа мертвых, обычай, который Фрина на свой страх и риск принесла в Афины после поездки со своим возлюбленным Праксителем из Книда в Эфес и Парион. Эллинистическая Артемида Эфесская была связана в Кларосе не только с Аполлоном, но и с погруженным в тайну Дионисом, чья власть после смерти Александра возросла в самих Дельфах, в Делосе и Александрии таким образом, что с тех пор его символы обнаруживаются рядом с символами богини охоты везде, даже в Кампании и в Неми34.
Дионис и Артемида, боги благополучия, были в греко-латинскую эпоху великими защитниками культа мертвых и направленных на потустороннее надежд. Это касается всего древнего мира от Востока и до Запада. С учетом Кларосского оракула здесь кроется одна из причин, приведшая в итоге к распространению культа Эфесии с одного конца Средиземноморского бассейна до другого. Дионисийские куреты, которых можно сравнить с корибантами, чьим мифическим прародителем был Корибас, согласно преданию отец Скамандера, являются вооруженными танцорами, их можно сравнить с амазонками. Изначально они прибыли в Эфес с Дионисом, которого опекали в его детстве. В македонское время куреты начали заниматься и управлением, когда Пропелаос от имени Лисимаха (302 год до Р.Х.) занял Эфес35. Но они оставались — согласно спискам, в большом количестве найденным австрийской экспедицией в 1904 году —36 ????????.. ????????, обозначение святости, которое напоминает о посвященных Самотраки; у них была не только «контора»,как бы мы это назвали, в городе: в храме они имели задачи в рамках культа. Они были посвященными, хранителями колыбели Диониса, ликнона, их также можно сравнить с «fanatici» Ma-Беллоне, ведь в их братстве был и ?????????????, трубящий в рог согласно своей должности. Он сопровождал танец с оружием, который показывали по поводу мистерий на Солмиссосе, таких странных и своеобразных, что я уже однажды пробовал рассказать о них и дать их описание37. Сегодня мы знаем о них все вплоть до мелочей, как минимум что касается эллинистической эпохи.
Здесь я вынужден ограничиться самым важным и примечательным. Было бы слишком пространно рассказывать о всех подробностях этих мистерий и других празднеств Артемизиона, процессий за пределами города (например, Даитис, которые проводились на море) или процессий внутри города на Священной дороге, которая соединяла город Лисимаха с Артемизионом. Характерной была большая панегирия, которая открывала священные игры. С подробностями можно ознакомиться в моих предыдущих работах; это также касается рассмотрения обычной литургии, жертв и сферы влияния богов. В повседневном культе использовалось все, что называли aretai (божественные доблести): божественная сила внять мольбе и исцелить. Артемида также отличается тем, что она «являлась» (Епифания). Также я указываю на собственное рассмотрение важного предания об амазонках, которое я упомянул в самом начале38. Все это могло принять в Эфесе кое-где эллинистический оттенок, при этом монашеские братства были преобразованы в управленческие группы, а черты греческой Артемиды, скрытый за ними облик изначальной Матери-Земли, стерлись. Но это было лишь временно и поверхностно.
У нас нет сомнений в следующем: Артемизион Эфесский всегда сохранял восточный характер. Это был удел азиатской Матери-Земли в атмосфере уступчивой готовности к приему, где ионические спутники Андрокла уже около 1045 года обнаружили крито-карийское население39, что доказано новейшими открытиями Толоса (гробницы в форме tholoi в области Колофона, среди них курган Белеви). Если бы этот курган, как и соседний героон, который связывают с Антиохом II, Теосом или Антиохом III, сохранился для наших исследований, он бы, как я подозреваю, также был бы соответствующим свидетельством. Аттическое влияние могло принести в Эфес элев-синские культы тесмофорий, которые могли выйти на первое место
252 по значительности. Гераклит, базилевс, который мало ценил власть, еще в шестом столетии возмущался смесью восточного «оргиазма», который он наблюдал в религиозных праздниках вокруг себя. Это значит, что Эфес, по-видимому, уже во времена сокровища храма А, построенного амазонками, был центром странной смешанной культуры. Когда ты хочешь возродить жизнь и исследуешь суть множества мелких найденных в иле Кайстроса предметов, можно неожиданно выявить весь изначальный восточный мир: эгейские остатки, египетское влияние, хеттское влияние и временами среднеевропейские следы40. Вокруг Упис-Эфесии развернулась ожесточенная борьба за влияние; можно предположить, что она продолжалась вплоть до греческих времен; смесь рас, в которой «варвары» не обязательно были самыми не влиятельными, самыми беззащитными и самыми непопулярными; от фригийских и лидийских времен до ахеменидского периода, из которого в Эфесе происходят маги, издававшие продолжительные жалобные звуки, что зафиксировано и в ночь рождения Александра, когда безумный Герострат поджег своим факелом Артемизион D. Эллинизация Эонии стала ощутимой; тем не менее греко-латинский Эфес остается изолированным островом, городом с персидской сутью в своей радости и порочности. Эллинистические писатели41 охотно выбирают Эфес, как и Милет, родину «Милетских рассказов», местом, где происходит действие в их произведениях. Господство македонцев, Селевкидов, Лагидов и Атталидов разбивается о священное убежище, оставив только пару следов кое-где. Шум их голосов, их резких раздоров иногда вплетается в музыку и пение; в череде жертвоприношений между плотными благовонными испарениями в гомоне праздников — как во времена войн Митридата — слышится отчаянный вскрик массы убиваемых человеческих жертв и ощущается пряный запах крови преследуемых.