АРХИЛЕПТОНИЯ
Шрифт:
Все просыпаются и готовят себя к новому дню. В четыре звонят колокола (тут и мёртвого поднимут с постели) — звон их отражается от гор и стен монастыря, множится и проникает в самое нутро. А через пятнадцать минут начинается общая служба в церкви. Продолжается до девяти. Потом трапеза. Работа до четырёх вечера, служба до девяти вечера. Снова трапеза. Потом личное время. Монахи заполняют его беседами, починкой одежды, общением с паломниками. Паломники рыбачат, звонят домой, разговаривают. С наступлением полной темноты паломники расходятся по кельям, а монахи опять работают. Днём — в основном физически на своих рабочих местах. А ночью — духовно: читают, учатся в уже известном нам классе, совершенствуют
Это же только три часа сна в сутки! В воскресенье подъём вообще в час ночи по — нашему. Это кто вообще может выдержать? Какой — нибудь знаменитый спецназовец смог бы спать годами по три часа в сутки? Конечно нет!
А монахи могут. Потому что учатся этому. Вырабатывают этот режим дня и неуклонно следуют ему всю жизнь. А раз они могут — то и мы смогли. Но мы — то догоняли немного днём, когда жара становилась невыносимой. Монахи работали, а мы, паразиты, спали — пусть и обливаясь потом на мокрых простынях у себя в келье, но всё — таки часик — другой спали! И это помогало.
И наконец — отсутствие женщин.
В монастыре нет женщин! Какой кошмар.
Однако…
Какое счастье, что в монастыре нет женщин!
На всём Афонском полуострове их нет и, думаю, никогда за последние несколько сотен лет не было. Нога женщины не ступала на эту святую землю.
Сейчас межмонастырский совет решил развивать туризм и почти согласился допустить женщин до посещения полуострова и его реликвий. Это якобы усилит материальную базу государства и даст монахам дополнительный заработок.
Каким монахам?
Тем русским попам, которых я позже видел сходящими с трапа парома, доставившего с полуострова людей и грузы в пограничный очаровательный городок Уранополи? Этим лопающимся от жира, с маслянистыми губами и огромными розовыми щеками, в шикарных добротных рясах, с рубиноголовыми перстнями на пальцах — сардельках? Так у них и без этого денег полно: их спонсируют толстосумы, которые приезжают сюда из России замаливать (вернее, проплачивать) свои бизнес — грехи. Или это нужно сухим чернокрылым греческим монахам, которые добывают хлеб насущный тяжёлым, но счастливым сельским трудом на холмах вокруг монастыря?
Нет, наш монастырь не согласен! Нашему монастырю не нужны деньги. Монастырю нужен Бог!
А без единодушной поддержки всех монастырей решение межмонастырского совета не может быть ратифицировано. Вот и гнобят монастырь. Пытаются отобрать земли, выселить монахов (доходит почти до боёв), сместить руководство, не пускать паломников. Но кроме женского вопроса есть множество других, не менее важных.
Монастырь не согласен дружить с католиками, иудеями, мусульманами, буддистами и так далее из политических соображений. Православие или смерть!
Монастырь много с чем не согласен. Такой вот упрямый монастырь!
А я, знаете, зауважал такое упрямство и косность. Если бы евреи не были так упорны в чистоте крови, соблюдении традиций, отправлении религиозных культов, преданности своему Элоиму, где бы они сейчас были? Вымерли бы…
Но вернёмся к женщинам.
В монастыре нет женщин. Нет секса. И никогда не было.
Зато есть любовь.
Мы, по своей ехидной привычке, всё гадали и даже скабрёзно поначалу язвили между собой — мол, как это у них получается, без женщин? Мы сами некомфортно себя чувствовали. Я — то уж точно заскучал по жене весьма скоро.
Долго гадать не стали — взяли и спросили напрямую. Дьякон М, двадцатишестилетний монах, правая рука настоятеля, наполовину грек и наполовину палестинец (тот, который нам предлагал занюхать его подмышки), совершенно непринуждённо и спокойно на своём ломаном английском ответил двум пришлым
«Молитва усмиряет плоть. Мы долго учимся этому. Мне не было трудно: я стал монахом в шестнадцать лет. Но большинству монахов, кто пришёл из мира во взрослом возрасте, познал женщин, познал и радость, и горечь любви, пришлось учиться этому. Им не было просто. Но у нас существуют специальные техники, методики, молитвы. Нет, мы не импотенты. Просто эту часть жизни мы постепенно стираем из сознания, из своей души. И она уходит из тела, как уходит из головы».
И я поверил ему.
А сам подумал: и слава богу, что их тут нет. Появись они здесь — и камня на камне вскоре не осталось бы от этого всестойкого «спецназа», от этой почти идеальной модели цивилизации.
Горячей короткой ночью этого же дня мне приснился эротический сон с участием меня и любимой жены.
Проснувшись, я подумал так: какие же мы всё — таки животные!
А потом: может, они всё — таки геи?
И отправился помолиться.
Знаете — помогло.
Правда, ненадолго.
Сокровища монастыря
На третий — четвёртый день, когда мы немного привыкли к постоянной усталости, голоду и недосыпу, стало легче, и я начал больше наблюдать, замечая всё новые детали монастырской жизни.
Например, нас поразила масштабность монастырского хозяйства.
Масличные сады на холмах, виноградники, арбузные бахчи, грецкие орехи. Всевозможные виды теплолюбивых фруктовых деревьев: яблоки, груши, персики, абрикосы, айва, гранат, тутовник, инжир, апельсины, лимоны. Да всё что угодно! Огромный огород прямо под северной стеной крепости: помидоры, огурцы, кабачки, баклажаны, перцы. Пруд с карпами. Пасека. Смешная рыболовная флотилия из полутора корыт, на которых отважные монахи добывают рыбу для стола. Столярный цех. Кондитерский цех. И полно ещё всего. Как они с этим справляются? А вот так! Честным, правильно организованным коллективным трудом. Настоятель, пожилой больной человек, каждый день садится на трактор и катит работать где — то в садах. И, конечно, братству помогают паломники. Все, кто приходит сюда постоянно, работают вместе с монахами. Им это доставляет радость. Местные паломники не могут есть чужой хлеб задаром: совестно. И братство благодарит их за это, разделяя трапезу, беседы и молитвы на всех поровну.
Люди — главное богатство монастыря.
Но оказалось, что монастырь хранит и настоящие драгоценности.
Например, за потайными стенами и скрытыми секретными проходами хранится уникальная библиотека древнейших рукописных книг, религиозных текстов, артефактов, которым с точки зрения гуманитарного наследия нет цены и адекватного денежного эквивалента. Но мало того — в монастыре есть и материальные сокровища.
В центральном зале храма, где мы каждый день гуськом по окончании молитвы проходили и крестились на множество икон, отдельно расположена особая икона Девы Марии с младенцем Христом на руках, до которой было не дотянуться, чтобы поцеловать край оклада. Икона утоплена в окладе глубоко за стеклом, а перед ней во внутреннем пространстве между стеклом и самой иконой уложены перстни с камнями и отдельные необрамлённые драгоценные камни умопомрачительного размера — рубины и изумруды. Кто не в курсе, сообщаю, что рубин и изумруд — это красный и зелёный алмазы. И наверняка это только сотая доля сокровищ, которые хранит монастырь. Они попадали сюда разными путями уже больше тысячи лет. Вряд ли кто — то кроме самих монахов знает, что именно хранит монастырь с древних времён. Уверен, что, если понадобится, монахи смогут защитить свои сокровища. И не только потому, что это многомиллионные материальные ценности; это часть нетленной истории монастыря.