Архимаг

Бадевский Ян

* * *

Тени сжались, воздух дрогнул — и я очутился перед Бродягой.

Но домоморф изменился.

Серебристое веретено теперь стояло вертикально, уткнувшись острым концом в землю, будто гигантское копьё, воткнутое в степь. Его корпус пульсировал едва заметным синим свечением, а по поверхности бежали волны — словно жидкий металл перестраивал свою структуру.

Терраса исчезла. Вместо неё из корпуса выдвинулась узкая платформа с асимметричными ступенями, больше похожими на кристаллические наросты.

Они вели к теперь уже овальному входу, обрамлённому пульсирующими энергетическими нитями.

Я поднялся по странным ступеням, чувствуя, как они слегка подстраиваются под мой шаг.

— Бродяга?

В ответ раздался не привычный механический голос, а что-то новое — многослойный звук, будто несколько существ говорили в унисон:

Доступ открыт. Конфигурация изменена согласно новым параметрам.

Дверь растворилась, и я вошёл.

Интерьер преобразился кардинально.

Вместо уютной гостиной — просторный зал с высокими сводами, напоминающий одновременно древний храм и командный центр. Стены состояли из подвижных сегментов, которые постоянно перестраивались, образуя то панели управления, то ниши с непонятным оборудованием. Пол был покрыт полупрозрачным материалом, под которым пульсировали энергетические потоки.

В центре зала на возвышении стояло кресло, в котором сидел Иванов. Его окружали голографические проекции — звёздные карты, схемы и формулы, которые он изучал с сосредоточенным видом.

Вжух, свернувшись в воздухе (теперь он явно научился левитировать), наблюдал за процессами, изредка тыкая лапой в особенно яркие участки голограмм.

— Ты вернулся, — Иванов поднял голову. Его глаза отражали мерцание проекций. — Бродяга получил обновление.

— Это не похоже на обычную перестройку, — осторожно заметил я, оглядывая странный интерьер.

— Древние загрузили в него новые алгоритмы. — Барон провёл рукой по панели управления, и часть стены раздвинулась, открывая вид на степь. Только теперь это был не просто пейзаж — в воздухе висели маркеры, обозначающие невидимые глазу силовые линии. — Он теперь видит больше.

Вжух отвернулся от проекций и устроился в свободном кресле, которое соткалось из воздуха прямо на моих глазах. На протяжении последних минут питомец усиленно тянул из меня энергию ки.

Системы настроены. Готов к прыжку.

Голос несомненно принадлежал Бродяге.

— Прыжку? — насторожился я.

Иванов встал с кресла. Его движения стали точными, почти механическими.

— Мы отправляемся к линии фронта. Бродяга теперь может перемещаться… иначе.

Он щёлкнул пальцами, и весь зал вдруг «сложился» — стены сжались, потолок опустился, а мебель растворилась в полу. Через секунду мы стояли в компактной капсуле с прозрачными стенами.

За её пределами степь начала искажаться. Воздух дрожал, а в небе спираль, которую я видел раньше, вдруг развернулась, превратившись в гигантский вихрь.

—

Пристёгивайся, — сказал Иванов, занимая место у центральной консоли. — Это будет нестандартный полёт.

Вжух указал на третье кресло, выращенное домоморфом специально для меня.

Бродяга вздрогнул всем корпусом, и мир за окном взорвался звёздами.

Честно говоря, я не рассчитывал, что всё случится именно так. Предполагалось, что домоморфу поставят новые двигатели или что-то в этом роде. Как ни крути, а путешествие через многомерность виделось мне оптимальным вариантом. Но… Думаю, расстояния между мирами Предтеч и Первородных столь чудовищны, что стандартные решения не подходят.

Мы летели через обычный космос.

Или не совсем обычный.

У меня перед глазами до сих пор стоял миг, когда иные измерения развернулись за пределами прозрачной капсулы, в которую превратился домоморф, а потом сложились в рисунок неизвестных созвездий.

Прыжок.

Мы куда-то переместились, и Земля сейчас была… я даже не знаю ГДЕ.

Вдруг навалилось понимание: мы в открытом космосе, в безвоздушном пространстве. И вот эта скорлупа из протоматерии, собранная Бродягой в виде капсулы… В общем, это всё, что нас отделяет от смерти. Но самым страшным было то, что в этой пустоте не ощущалось движение эфира.

Энергия ки перестала существовать.

Я перевёл взгляд на Вжуха и Сергея Иванова, которые занимались изучением голографических проекций. На призрачных экранах что-то происходило. Тянулась светящаяся линия между отдалёнными точками, выстраивались в боковых окнах хитрые графики, происходили непонятные изменения…

— Почему мы не движемся? — услышал я собственный голос.

Запасов эфира во мне на серьёзную битву не хватит.

А непрерывная циркуляция утратила смысл.

— А кто тебе сказал, что мы не движемся? — вопросом на вопрос ответил барон.

— Мы висим в пустоте.

— Хозяин, вот карта созвездий, — присоединился к разговору Вжух.

— И что?

— Они меняются, — пояснил барон.

Присмотревшись к проекциям повнимательнее, я понял, что мои спутники правы. Отображённая в призрачных плоскостях звёздная карта была динамичной. Я тут же поспешил перевести взгляд на изогнутую стенку капсулы и обнаружил, что с огоньками звёзд в реальном космосе тоже что-то происходит. Непонятное и пугающее. Вроде бы чёрное пространство… постоянно меняет конфигурацию?

И тут накатило прозрение.

Мы летели не через космос.

Стоило всмотреться в эту жуткую глубину, и я начинал видеть фрактальные развёртки, все эти бесконечные грани, переходящие друг в друга.

Космос был многомерным.

Не серым — чёрным.

Вот только сути происходящего это не меняло.

Мы с умопомрачительной скоростью пожирали невообразимые расстояния, и я даже не совсем понимал, в нашей ли галактике нахожусь.

Измерения сходились под немыслимыми углами.