Архив пустоты
Шрифт:
Тем не менее сцепленность уничтожена. Они открыли ящик и убедились: кошка мертва. Кольнула дикая в своей нелогичности мысль: нельзя было выходить из-под купола, пока светились красные стрелки! Эксперимент сдвинул реальность в неустойчивое положение. Не следовало наблюдать её в неподходящий момент. Дождались бы синих, и всё оказалось бы хорошо, внешний мир остался на месте. И Марина стояла бы у ворот, здоровая и весёлая, с этим своим грязнулей.
Ирвинг застонал, замотал головой, стараясь выбросить ересь из головы. Глупости! Нет никаких стрелок – он ведь их не видит! Если это сообщения Великого Ноо, то почему он оказался обойдённым?! Он, который привык
Друзьям не плюют в лицо пучком хромоплазмы…
Гамильтон запустил пальцы в шевелюру, принялся чесать что было силы. Думай же, дурак, думай! Почему ты не замечаешь очевидного? Если человека декогерировать, он утратит интуицию, прозрение, но никак не рассудок! Превратится не в лишённое разума животное, а скорее в бесчувственного робота. Ведь лабораторный квантер, отключенный от ноосферы ещё до эксперимента, продолжает работать, решает задачи, пусть их спектр и значительно сузился. Почему людей постигла такая беда? И почему исключительно внешнемирцев? Что спасло жителей Наукограда? Силовой купол? Ерунда! Для квантовой сцепленности не существует преград и расстояний. Вон в правительственном бункере никто не спасся. Думай, дурак, думай!
По щеке прокатилась слеза. Губы прошептали беззвучно: «Ноо, я был не прав. Прошу, пожалуйста, верни мне Марину… Верни всех!»
И, словно отвечая ему, один из столбцов на крайнем мониторе начал наливаться синевой. Вектор?! Это совсем не походило на то, что описывали другие. Но ничем иным синяя стрелка быть не могла.
Теперь Николай знал, для кого он построил «хамелеон Теслы». Разумеется, не для обдолбов. И не для людей Наукограда. Для себя. Взлететь в небо высоко-высоко, прорвать опостылевшую пелену туч, подняться к самому солнцу, как Икар… Чтобы, как Икар, не возвращаться на землю. Потому что здесь делать больше нечего. Да, Огней со своими ловцами ещё мечется по планете, выискивая уцелевших или – вовсе уж фантастика! – вернувшихся. Ирвинг сутками сидит в лаборатории, придумывает способ повернуть эксперимент вспять. Брут ещё что-то планирует, пытается удержать город от полного хаоса. Но Николай уже понял: всё кончено!
Смешно: он был уверен, что умрёт от зелёного вируса, как отец. Подсчитывал, сколько осталось до того дня, когда паралич перекинется на руки, и сколько, пока откажет мозг. А ждать ничего не нужно. Трансформ давно собран, все предварительные испытания закончены. Его «чайка» готова взлететь хоть сегодня. Сегодня и взлетит…
По дороге от дома до ангара никто не попытался заговорить с Николаем. Кивали, здоровались отрешённо и шли мимо. У каждого свои мысли, своя боль.
И в ангаре было пусто. Включать освещение Николай не стал. Подкатил к кабинке диспетчера, щёлкнул тумблером. Тотчас с тихим шуршанием сдвинулась потолочная панель, впустила внутрь серый мартовский день. Под люком на невысокой эстакаде стоял трансформ. Неожиданно подумалось: к Марине так и не заехал. И тут же: а зачем? Проститься? Усмехнулся криво.
Он покатил к машине. Дважды объехал вокруг, любуясь своим детищем. Трансформ походил на вытянутое серебристое яйцо шести метров в длину и двух с половиной в поперечнике. На тупом «носике» едва заметным барельефом выступал люк пилотской кабины.
Коляска вкатилась на эстакаду, подъехала к «яйцу». Николай протянул руку, легко надавил на выпуклость. Люк беззвучно скользнул под обшивку, словно приглашал в кабину. Даже безногому калеке ничего не стоит управлять этой машиной – Николай специально позаботился. И перенести своё непослушное тело
Николай вскинул руки, ухватился за поручни, рывком вырвал себя из инвалидной коляски… И с ужасом понял, что держится только одной рукой – правой! Левая не желала подчиняться.
Он заскрипел зубами от напряжения, попытался крепче стиснуть пальцы правой. Но поздно. Тело потеряло равновесие, начало съезжать в сторону и вниз. Бесчувственные ноги зацепились за подлокотники… Чёрт!
Коляска накренилась, лишая последней опоры, ладонь заскользила по поручню. Силы, чтобы удержаться, недоставало… Пальцы разжались, Николай грузно соскользнул по серебристому боку «хамелеона», упал навзничь, больно ударился затылком об эстакаду. И в довершение, словно насмешка, коляска опрокинулась, придавила ноги. Пригвоздила. Здоровый человек легко бы выбрался из западни. Но калека оказался зажат намертво между трансформом, коляской и бортиком эстакады.
– Чёрт!
Николай отчаянно размахнулся левой рукой, хрястнул по армированному покрытию эстакады. Ещё раз, ещё! Костяшки пальцев разбились в кровь, но чувствительность не возвращалась. Да за что же это?! Зелёный вирус укусил в тот самый миг, когда он решил, что о болезни можно больше не думать.
Стучать по полу бесполезно. Николай поелозил, убедился, что без посторонней помощи не выберется. С тоской посмотрел на визифон, вывел на экран список адресатов. Кому звонить?
Огней? Тот надаёт оплеух, обзовёт тряпкой. Станет следить, чтобы брат не наделал больше глупостей. Брут? А вот Мартин, пожалуй, не станет препятствовать. Вручит пистолет, скажет: «Застрелись, как мужчина, пока правой владеешь». Но «хамелеона» не даст… Сэла? Да ну!
Николай пролистнул список. И вернул назад. Сэла… Пожалуй, больше и некому звонить. Он старался относиться к девушке доброжелательно и приветливо, но при этом не переступать ту грань, за которой отношения уже можно назвать дружбой. Предпочитал, чтобы они оставались лишь начальником и подчинённой, руководителем сектора новых видов транспорта и секретарём-референтом. Хоть давно понял, что эта «иммигрантка из внешнего мира» даст сто очков вперёд по человечности и доброте многим наукоградцам. И не слишком-то уступит по интеллекту. К тому же за последние месяцы Николай начал скептически относиться к зашкаливающему IQ своих сограждан.
Сэла была замечательным человеком. Но Николай почему-то вбил себе в голову, что если Огней заметит их сближение, то… Нет, не приревнует, разумеется. Наоборот, постарается уступить «убогому», проявит сострадание. Как будто не понимает, что как женщина Сэла Николаю не нужна, – ни одна женщина давно уже не нужна! Необходим друг, близкий, с кем можно говорить обо всём, без тайн и недомолвок. Друг, который никогда не предаст. Такой, как Марина.
Впрочем, Марина его предала. Или это он – её? Теперь не разберёшь. Да и ни к чему.
Николай нажал кнопку вызова:
– Сэла, ты не могла бы подойти в ангар?
Сэла примчалась спустя десять минут, хоть до общежития было не близко. Остановилась в дверях, осматривая зал. Заметила перевёрнутую коляску, вскрикнула испуганно, метнулась к эстакаде.
– Господин Корсан, что случилось? Вы не поранились?
Николай постарался, чтобы улыбка вышла не вымученной.
– Ничего страшного. Неудачно катапультировался.
Однако шутка прозвучала глупо.