Архив шевалье
Шрифт:
Немка тоже молчала, то и дело шумно вздыхая, а потом неожиданно твердо произнесла:
– Из этого письма я поняла несколько вещей. Герман знал, что ему грозит какая-то опасность, поэтому при жизни не поведал мне свою тайну. Видимо, боялся, что она станет опасной и для меня…
– А из письма вы поняли, в чем она состоит – эта тайна?
– Нет! Не поняла. Вы же видите, Герман так все запутал…
– Но зачем?
Фрау Шевалье вздохнула:
– Видимо, на тот случай, если письмо попадет не ко мне. Кроме меня, расшифровать это письмо никто не сможет. Тут столько личного… Да мне и самой понятно здесь совсем немногое. –
– Подождите! – невежливо перебил ее Беркас. – Скажите, зачем мне ваши тайны? Зачем вы показали мне это письмо?
Фрау Шевалье внимательно взглянула Каленину прямо в глаза и вполне решительно ответила:
– Ну, во-первых, мистер Каленин, вы в эту тайну уже проникли…
Каленин невольно покраснел…
– …вы же видели мой портрет, эту загадочную ладонь, сами нашли спрятанную дверь…
– Да, но это произошло абсолютно случайно! И потом, все увиденное мне ни о чем не говорит… Может быть, вам следует обратиться к этому Адольфу, про которого пишет… писал ваш муж?
– К Якобсену?! Увольте! – Фрау Шевалье брезгливо поморщилась. – Я вообще не понимала этой привязанности мужа. Взбалмошный и экзальтированный субъект с явно нездоровой психикой – вот кто таков этот Якобсен… Правда, Герман сотворил чудо с его женой. Но это вовсе не повод для душевной привязанности! Герман всегда был волшебником по части своей профессии… И потом, эти его книги! Furchtbar [13] !
– У меня насчет книг есть мнение…
– Не надо! – решительно остановила его фрау Шевалье. – Если у вас, у русских, положительное отношение к его сочинениям, то мы, немцы, тем более должны сказать свое «нет» этому старому верблюду…
13
Кошмар! (нем.).
«А ведь точно! Он похож на верблюда!» – подумал Каленин.
– …Он сделал из нас нацию идиотов! А это не так! – горделиво завершила мысль Констанция Шевалье. – К Якобсену я не пойду! В полицию? Но Герман почему-то к ее услугам не прибег! Значит, у него на то были причины и мне туда идти незачем.
Немка перевела дух и снова пристально посмотрела на Каленина.
– Мне не к кому обратиться, – продолжила она после паузы. – Есть сестра, которая живет в Дюссельдорфе, но ей уже восемьдесят три, и она пребывает в глубоком маразме. Сохрани меня Господь от этого ужаса! – Немка перекрестилась. – Лучше смерть, чем безумие и докучливое существование в виде растения!
– Вы хотите какой-то помощи от меня? Но в чем она может состоять? Если уж вы не можете разгадать ребус, заданный мистером Шевалье, то я из письма не понял практически ничего. Ну Рильке понятно – я знаю это стихотворение. Но дальше…
– А вот и помогите мне вспомнить, о каком русском поэте может идти речь. Герман что-то напутал. Я не помню, что он там мне читал в десятую годовщину нашей свадьбы – двенадцатого октября сорокового года. Это день нашей свадьбы. А портрет – тот, что вы видели, – написан по мотивам фотографии, сделанной именно в этот день…
– Двенадцатого? Значит, он имеет в виду цифры «один» и «два»?
– Ну, это самое легкое. Как и число «десять»: октябрь – десятый месяц. – Только «двенадцать» – это номер чего? Квартиры, дома, автобуса?… Ответ
– Русскую поэзию я знаю хорошо. Скажем, если бы это были Пушкин или Лермонтов – вы бы запомнили?
– Я не знаю этих фамилий. Постойте… Давайте пойдем от обратного. Если честно, то я знаю только двух русских сочинителей – это Достоевский и Пастернак. Там у вас есть его книжка в шкафу… А, еще Шаляпин.
– Шаляпин – певец…
– Достоевский писал стихи? – не обращая внимания на реплику Каленина, спросила фрау Шевалье.
– Если и писал, то мне об этом ничего не известно. Полагаю, ваш муж читал вам не Достоевского. Может быть, Пастернака?
– Я смотрела фильм про эту плаксивую историю с доктором… Как его?
– Живаго!
– Писал стихи, говорите? Может быть, может быть… Прочтите что-нибудь по-русски из этого вашего Пастернака.
– «Вокзал – несгораемый ящик разлук моих, встреч и разлук…» [14] – начал Каленин читать свое любимое стихотворение… и вдруг осекся, вытаращив глаза на собеседницу. Та, в свою очередь, тоже обеспокоенно заерзала и пробасила:
14
Б. Пастернак. Стихотворение «Вокзал». 1916 год.
– Непонятно, но очень похоже на Германа. Он тоже так подвывал, как вы. А про что стихи?
Каленин продолжал ошарашенно смотреть на собеседницу, а потом произнес:
– Если речь идет об этих стихах, то все просто: ваш муж намекает на то, что спрятанное находится на вокзале, в автоматической камере хранения. Номер ячейки – двенадцать. Первое число кода – «десять». Осталось понять, что там с ладонью…
– Ну вот видите!!! – Немка радостно хлопнула себя по коленям. – Я в вас не ошиблась! Вы очень сообразительны, мистер Каленин. И что же вы скажете про ладонь?
– На рисунке изображена ваша ладонь?
– Нет. – Женщина еще раз внимательно взглянула на свою морщинистую руку. – Я об этом думала. Нет, не моя. И пальцы не мои – явно длиннее, и рисунок на ладони какой-то странный. Точки какие-то… Таких ладоней не бывает… Мне кажется, что Герман произвольно провел несколько линий, чтобы обозначить складки… И как будто что-то рассыпал на ладони. Какой-то хаос… Что я тут должна понять? Я в растерянности…
Каленин пожал плечами:
– Увы, я не владею тайнами хиромантии.
– Я купила пару книг об этом. Внимательно их прочла, но ничего не поняла. Думаю, что рисунок на ладони к хиромантии не имеет никакого отношения. Ладно, мистер Каленин! Время – два ночи. Оставьте себе рисунок! – Фрау Шевалье вытащила откуда-то из складок своей одежды вчетверо сложенный листок бумаги и, развернув, протянула Каленину. – Я скопировала ладонь с портрета абсолютно точно… Вдруг вы что-то придумаете… У вас это хорошо получается. Спокойной ночи…
…Ночь, разумеется, опять выдалась беспокойная. Снова бродила по комнате безумная старуха, и Каленин даже разок прикрикнул на нее: хватит, мол, тут шастать! Но старуха не унималась, а вскоре показалась из проема шкафа в облике высоченного мужика, который, перегнувшись чуть ли не пополам, с трудом втиснулся в кабинет. Он тихо прошел по комнате и осторожно вынул из рук спящего Каленина бумагу, а потом на цыпочках пытался пробраться в коридор.