Архив Смагина
Шрифт:
Вопросов никаких ювелир не задавал. К рекомендации «не разглашать» отнёсся с пониманием и даже напоил чаем с печеньем.
Арсентьев шёл в управление быстро и с некоторой неловкостью вспоминал, как хотел на днях отказаться от комплекта тёплого белья и портянок в пользу тех, кто больше в них нуждался. Конкретный адрес своего потенциального пожертвования он назвать не мог, так как прикинул и пришёл к выводу, что нуждаются очень и очень многие. Смагин оценил его бескорыстие, однако коротко и довольно жёстко пояснил: работники ему нужны здоровые и здравомыслящие. Если такие, как он, Арсентьев,
Хорошо все растолковал Андрей Викторович. И тёплые портянки очень даже к месту оказались – идёшь, и душа радуется. Даже сосредоточиться можно и на результатах беседы, и на других мыслях, способствующих добротной работе управления. Арсентьев выбрал момент, чтоб не было рядом прохожих, и несколько раз попробовал чётки и ясно выговорить слово «минералогия». Не сразу, но получилось. Так и с учёбой.
Интересно, к примеру, беседовать с Сеулиным – студент, образованный. Иногда как загнёт, голова кругом. Рассказывал как-то о писателе английском, уверял, что он, писатель, заглянул в своих мыслях настолько далеко в будущее, предсказал такие ещё не освоенные направления и в науке, и технике, что нынешнее поколение осознать это даже не в силах. Сеулину можно верить, и даже нужно. Есть такие люди, как этот писатель, – большие, мощные. Потому, наверное, и в Кремль его допустили, с Лениным беседовал…
Арсентьев намеревался ещё до доклада пригласить через дежурного женщину ту самую, фамилию забыл: понятно, о ком идёт речь. Но никого вызывать не пришлось. Сокольникова Мария Ивановна была уже у Смагина.
Вела она себя, как и ранее, простодушно. Отхлёбывала горячий чай из блюдечка. Каялась слегка, что сразу о камешках не рассказала. Но – откуда ей знать, что они товарищам начальникам интересны? Камни, они и есть камни – не алмазы–брильянты… Думала, хоть какую-то копейку стоят. Оказалось – нет, ничего они не стоят и никому они не нужны. Тяжко вздохнула, задумалась.
На этом вздохе и зашёл Арсентьев. Чаёк с морозца не помешал.
– Ну, и где они теперь? – спросил Смагин.
– Нет их, будь они неладны, ещё и страху натерпелась.
– Сколько их было? – спросил Смагин.
– Три, – ответила Мария Ивановна.
Арсентьев кивнул, глядя на Смагина.
– Всего три – не больше? – уточнил Смагин.
– Только и было три.
– И где они сейчас?
– Нет их, украли.
– Они ж никому не нужны… Зачем их красть? – спросил Смагин с некоторой досадой.
– Кабы он знал, что они никому не нужны…
– Кто он? – Смагин повысил голос.
– Грабитель, жиган, ну, на улице…
– Мария Ивановна, – голос Смагина приобрёл твёрдость. – Подробно, где, когда, как и кто …
Картина нарисовалась такая. Выйдя из ювелирного, Синельникова направилась домой. Грабитель, молодой парень, видно, там её заприметил и шёл за ней, выбирал удобный момент. В руке, в правой, Мария Ивановна держала небольшую сумку, подарок, кстати, того же племянника. Вот как раз напротив подворотни парень тот сумку и рванул. А камни те лежали сверху в сумке,
В плане городском, как, впрочем, и в любом другом, Мария Ивановна не разбиралась, однако достаточно подробно описала место происшествия. Вот здесь, в этой подворотне, и наблюдал неудавшийся инженер, вполне удавшийся полиграфист и поклонник поэзии Пелехов Иван Андреевич романтическую сцену у костра на фоне сосен. Один из приглашённых экспертов пытался на основе показаний Пелехова определить деревья, как кедры. Но его разбил в пух и прах другой приглашённый эксперт, пояснив: то, что в обиходе часто называют кедром, является ничем иным, как сибирской сосной, а этой принципиальной ошибки желательно избегать… Спор был жаркий, пришлось даже вмешиваться, одёргивать и успокаивать.
Смагин попросил описать грабителя – на всякий случай. И так было ясно, о ком речь: вырисовывался Гопа, он же Свирский. О нём почти забыли, что было жестковато, ибо пребывал он до сих пор в камере. Не голодал, лишениям не подвергался и, что не удивляло, на волю не просился. Какая тут воля, если по подвалам медведи бродят? И только ли по подвалам?
Задал Смагин гражданке Сокольниковой ещё один давно волнующий его вопрос:
– Почему же вы не сказали сразу, что племянник ваш проживает в Ленинграде?
Ответ был более чем оригинален.
– Ну, тогда он Петроградом назывался, – весомо заявила женщина. Подумала, потеребила рукав старого пальто, удивлённо посмотрела на Смагина, что означало «неужели такие простые и понятные вещи надо пояснять?» и заговорила: – Я вам товарищ начальник и говорила «заходил в гости» – приезжал то есть. А давно, когда он жил в Москве… то забегал на чаёк!
Логика была убийственная. Смагин ещё раз настроил себя на реализацию ёмкого тезиса, актуальность которого только что была ещё раз бесспорно подтверждена: « Век живи – век учись».
Смагин попросил Сокольнику подождать в коридоре. Арсентьев быстро изложил информацию, полученную при посещении ювелирного магазина. Смагин внимательно выслушал.
– Неимоверно твёрдые, говоришь… – пробормотал он, пристально глядя в окно. – Как антрацит? Блестящие? Где Сибирь, там и медведи. А где медведи, там и Гопа! – перевёл взгляд на Арсентьева и живо скомандовал: – Ну, что? Опознание?
Арсентьев кивнул, встал из-за стола и пошёл к двери.
– Пусть Мария Ивановна войдёт, – сказал вдогонку Смагин.
20
Четвёртый элемент
Иван, назвав себя идиотом, не собирался долго находиться в таком незавидном статусе и быстро исправил положение. Он затребовал всю историю записей камеры наблюдения и потратил немало часов на её просмотр. Итогом этой кропотливой работы стал очередной звонок Машке. На этот раз он предложил ей взять с собой Глеба. Через пару минут спохватился, поняв, что его начальственная позиция может быть неправильно понята, и перезвонил персонально Глебу, объяснил ситуацию.