Архив
Шрифт:
Первое, что я вижу, — красные разводы на желтых обоях. Кровь.
Упав на колени, я впервые в своей жизни искренне молюсь и тянусь за воспоминанием. Оно гудит на моих пальцах, прохладно покалывая кожу. Я отматываю его назад. Картинка лежит на самой поверхности и слишком быстро ускользает, я замечаю размытую кляксу с игольчатыми черными волосами, металл и кровь. Во мне все обрывается. Отмотав воспоминания, я пускаю картинку вперед.
Меня охватывает злость, когда я вижу, как Оуэн выходит из Коридоров и достает из кармана ручку и бумажку. Она такого же размера, как
Свободен.
Спустя мгновение ему отвечают:
Хорошо.
Оуэн улыбается и прячет листок в карман.
Стук прекращается, и я вижу Уэсли, стоящего у моей двери. Он оборачивается, и, судя по выражению лица, с которым он смотрит на Оуэна, он все прочел, когда целовал меня.
Оуэн улыбается и что-то говорит. Слова неразличимы, только легкий шелест. Но лицо Уэсли становится свирепым. Он отвечает Оуэну, тот пожимает плечами, и в его руке появляется нож. Просунув палец в отверстие рукояти, он привычно вертит его в руке.
Сжав кулаки, Уэсли бросается на Оуэна, который, улыбаясь, легко уклоняется и делает выпад своим страшным ножом. Уэсли отклоняется вовремя, но Оуэн разворачивает рукоять и опускает нож назад по обратной траектории. На этот раз Уэсли не хватает скорости. Ахнув, он отступает, пряча порезанную руку. Оуэн снова наносит удар, и Уэс уклоняется от ножа, но не от другой руки Оуэна, и тот бьет его прямо в висок. Уэс падает одним коленом на пол, и, пока он не успел подняться, Оуэн впечатывает его в стену. Рука Уэсли оставляет кровавый след на обоях, левая половина его лица залита кровью, вытекающей из глубокого пореза на лбу. Он падает на пол, и Оуэн исчезает на лестничной площадке.
Уэсли с трудом поднимается на ноги и следует за ним.
И я тоже.
Я вскакиваю с пола, прошлое превращается в настоящее, и я бегу по холлу к лестнице. Я уже близко, я слышу шаги. Я взбегаю к шестому этажу и вижу на ступенях кровь. Чем выше, тем больше крови. Я слышу, как надо мной хлопнула дверь на крышу, и звук эхом повторяется у меня в ушах, пока я выхожу в сад каменных демонов.
А вот и они.
Уэсли успевает заехать Оуэну в челюсть. Его голову отбрасывает вбок, и улыбка превращается в зверский оскал, когда Уэсли снова замахивается, но Оуэн успевает поймать его кулак, с силой потянуть на себя и вонзить нож ему в живот.
Глава тридцатая
Я кричу, Оуэн выдергивает нож из Уэсли, и тот падает на бетон.
— Я впечатлен, мисс Бишоп, — говорит Оуэн, повернувшись ко мне. Солнце клонится к горизонту, и из-за черных теней кажется, что горгулий стало больше.
Уэсли, кашляя, пытается пошевелиться, но не может.
— Уэс, держись! — говорю я. — Пожалуйста. Прости меня. Пожалуйста.
Я делаю шаг в их сторону, и Оуэн угрожающе заносит над Уэсли нож.
— Я пытался не задеть жизненно важных органов, — острит он. — Но я ведь уже говорил, что растерял навык.
Он встает одной ногой на карниз и смотрит вниз.
— До низа далековато, Оуэн. И внизу несколько Отрядов.
— И они все заняты сбежавшими Историями, — говорит он, — поэтому я здесь.
Он достает из кармана ключ Отряда и вставляет его в воздух так, словно там дверь. Мои глаза сами собой съезжают, прежде чем я могу увидеть прямоугольные очертания.
Короткий ход.
Зубцы замка скрываются в невидимой скважине.
— Так вот почему ты был на крыше в прошлый раз! Чтобы сбежать!
— Если бы они поймали меня живьем, — говорит он, не выпуская ключа, — они стерли бы мою жизнь.
Мне нужно сделать так, чтобы он не успел в нее войти.
— Поверить не могу, что ты бежишь, — говорю я как можно презрительнее.
Как по мановению волшебной палочки, его рука отпускает ключ. Он отходит от карниза.
— Как тебе удалось выбраться?
— Это секрет. — Покачиваясь с ноги на ногу, я пячусь, чувствуя вес ключа в своем кармане. У меня возникла идея. — Я кое-чего не понимаю. Пусть ты был членом Отряда, теперь ты не больше, чем просто История. Ты должен был сорваться. — Я делаю еще шаг назад.
Он вынимает ключ из невидимой скважины, кладет его в карман и переступает через распростертого на крыше Уэсли.
— Существует причина, по которой Истории срываются, — говорит Оуэн. — Это не злоба или страх. Это неузнавание. Все кажется им чужим. Все пугает. Вот почему Регина сорвалась. Вот почему сорвался Бен.
— Не говори со мной о брате! — говорю я, едва не оступившись у основания одной из статуй. — Ты с самого начала знал, чем это кончится.
Оуэн переступает через каменный выступ, даже не посмотрев вниз.
— Узнавание решает ход дела. Поэтому все члены Архива хранятся отдельно, в Специальных коллекциях. Потому что наши Истории не срываются. Потому что, открывая глаза, мы сразу знаем, кто мы. Нас не так просто напугать и еще сложнее остановить.
Я ускользаю в проход между двумя статуями, на мгновение потеряв из поля зрения Оуэна. Но он тут же появляется снова, следуя за мной, как хищник за приманкой. Отлично. Сейчас он отошел от прохода. И от Уэсли.
— Но другие Истории совсем не такие, Оуэн. Они срываются.
— Неужели ты не понимаешь? Они срываются потому, что теряются, запутываются. Регина сорвалась, Бен сорвался. Но если бы нам было позволено рассказывать им об Архиве, пока они были живы, вполне возможно, что они смогли бы свыкнуться с этим.
— Ты не можешь знать точно, — говорю я, скрываясь с его глаз ровно настолько, чтобы вытянуть из кармана ключ.
— Архив в долгу перед нами. Они забрали у нас все. Мы заслуживаем чего-нибудь взамен. Но нам говорят, что это против правил. Знаете, почему в Архиве столько разных правил, мисс Бишоп? Потому что они боятся нас. Боятся до глубины души. Они делают нас сильными, храбрыми, способными лгать, преследовать и убивать, способными взбунтоваться и вырваться на свободу. И у них есть собственные секреты, над которыми они так трясутся.