Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни
Шрифт:
При виде этой картины на меня накатила волна эмоций. В первую очередь гордость – не за то, что у меня такой красивый дом, а за то, что дом был красив, потому что принадлежал мне, потому что я выстроил его таким. С этим смешивались глубокое, как океан, чувство любви к женщине и ее детям, необузданное счастье от возможности их видеть – и приятное, острое желание, направленное на ту, которую я совсем скоро смогу обнять…
Я вдруг почувствовал, что вторгся в чужие, глубоко личные воспоминания. Я закрыл глаза и отвернулся.
Воспоминания, сообразил я. Это все
Вот почему он использовал в бою тот топор, этот пистолет. Никто не мешал ему воссоздать намного более совершенное оружие, но в своих воспоминаниях он пользовался именно таким, поэтому оно и стало источником его силы, воплощением его стремления изменить окружающее.
Они олицетворяли самого сэра Стюарта. В них заключалась его магия.
Воспоминания равнялись силе.
Некоторое время я еще сомневался, что все так просто. Однако изрядная часть магии и впрямь сравнительно проста – только не путайте простоту с легкостью.
Выяснить я это мог только одним способом.
Первое в моей жизни заклятие, которое сотворилось у меня на тех давних школьных соревнованиях, вышло случайно, по совпадению. Его и магией-то можно назвать лишь с натяжкой. Первое заклятие, которое я сложил сознательно, целенаправленно, вызвало к жизни огонь.
Этому меня научил Джастин Дю Морне.
Я вспомнил тот вечер.
– Я не понимаю, – жаловался я, растирая виски, в которых пульсировала боль. – Если не получилось в прошлые пятьдесят раз, с чего бы ему получиться сейчас?
– Сорок шесть раз, – поправил меня Джастин, как всегда спокойно.
Он говорил с легким акцентом, но я никак не мог уловить, каким именно. По телевизору я такого не слышал. У самого Джастина телевизора не было. Мне приходилось каждый пятничный вечер удирать в магазин электроники, располагавшийся в торговом центре, чтобы посмотреть очередную серию «Рыцаря дорог», – я очень боялся упустить сюжетную нить.
– Гарри, – произнес Джастин.
– Ладно, – вздохнул я. – У меня голова болит.
– Это вполне естественно. Ты прокладываешь в своем сознании новые тропы. Будь добр, еще раз.
– А могу я прокладывать тропы где-нибудь в другом месте?
Джастин посмотрел на меня из-за своего рабочего стола.
Мы сидели у него в кабинете, как он называл одну из гостевых спален в небольшом доме примерно в двадцати милях от Де-Мойна. Как почти всегда, одежду его составляли черные брюки и серая рубашка. Бороду свою он подстригал довольно коротко, безукоризненно ровно. Руки его с очень длинными, изящными пальцами могли сжиматься в твердые как камень кулаки. Ростом он был выше меня – как и большинство взрослых в то время – и никогда не обзывал меня обидными словами, даже когда приходил в ярость. Этим он отличался от остальных приемных родителей, у которых мне довелось пожить.
Если я доводил Джастина до гнева,
Я отвернулся от Джастина, низко опустил голову, а потом посмотрел на потухший камин. Я сидел перед ним, скрестив ноги. В камине лежали шалашиком дрова и хворост. Оттуда исходил легкий запах дыма; подложенная под хворост мятая газета чуть потемнела в одном углу, но загораться упрямо не желала.
Краем глаза я видел, что Джастин снова углубился в свою книгу.
– Еще раз, будь добр.
Я вздохнул, закрыл глаза и попробовал сосредоточиться. Начинать надо с дыхания – оно должно быть ровным, размеренным. Потом, расслабившись, надо накапливать энергию. Джастин учил меня представлять в уме светящийся шар на уровне солнечного сплетения, разгорающийся все ярче и ярче, но это все ерунда. Вот когда это делал Серебряный Самурай, энергия сгущалась у него вокруг рук и глаз. Зеленый Фонарь накапливает ее в кольце. У Стального Кулака светятся кулаки – вот круто! Кажется, у Железного Человека что-то светится в груди, но он вроде как один такой, и у него все равно нет сверхсилы.
Я представил, как энергия накапливается у меня вокруг правой руки. Пусть будет там.
Я представил, как она разгорается ярче и ярче, как руку мою окутывает алая аура – словно у Стального Кулака. Я ощутил, как энергия покалывает кожу невидимыми булавками, заставляя волоски на руке встать дыбом. И когда я почувствовал, что готов, я подался вперед, сунул руку в камин и произнес как можно четче:
– Sejet!
И, говоря это, щелкнул кремнем зажигалки «Бик», которую прятал в правой руке. Огонек немедленно воспламенил газету.
– Погаси, – произнес Джастин почти над самым моим ухом.
Я дернулся и от изумления уронил зажигалку. Сердце заколотилось с частотой миллиард ударов в минуту.
Его пальцы сжались в кулак.
– Я не люблю повторять.
Я сглотнул, полез рукой в камин и вытащил газету из-под дров. Я немного обжегся, но не так сильно, чтобы плакать или что-то в этом роде. С горящими от стыда щеками я потушил огонь руками.
– Дай мне зажигалку, – все тем же спокойным тоном произнес Джастин.
Я прикусил губу, но послушался.
Он взял зажигалку и несколько раз подбросил на ладони. На губах его играла легкая улыбка.
– Гарри, полагаю, такая изобретательность сослужит тебе хорошую службу, когда ты вырастешь. – Улыбка исчезла. – Но ты пока не вырос, мальчик мой. Ты ученик. Такие штуки сейчас не пройдут. Никак.
Он сжал кулак.
– Sejet! – прошипел он.
Рука его взорвалась, превратившись в шар ало-голубого пламени, по сравнению с которым энергия Стального Кулака показалась бы бледной подделкой. Я поперхнулся, уставившись на это. Сердце забилось даже еще быстрее.