Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни
Шрифт:
– Леа делает в этом направлении все, что в ее силах. Что будет, то будет. Пока в этом остается хоть какой-то смысл, такая смерть меня не пугает.
Я поежился – в основном оттого, что она говорила об этом так спокойно.
– А как насчет того, что после?
– Все умирают, Гарри, – возразила она. – Так что нет смысла ныть по этому поводу.
Я выждал несколько секунд.
– Самое время, – сказал я, – поговорить о том, что ты делаешь со своей жизнью. Это действительно важно.
Она запрокинула голову и издала утробный смешок.
– Ну да, конечно. – Она тряхнула головой и пристально на меня посмотрела. – Скажите, а вы всегда так делаете? Бросаете огонь таким образом?
Я непонимающе моргнул и попытался переключить передачи у себя в голове. Мне это удавалось явно хуже, чем ей. Кто-нибудь бестактный или бесцеремонный мог бы заметить, что Молли это проще вследствие отсутствия в голове означенных передач.
– Эм… Это ты о потасовке с фоморами?
– Они не фоморы, – поправила меня Молли. – Это смертные, слегка измененные фоморами. Их называют…
– Водолазками, – предположил я.
Она выгнула бровь:
– Вы с Мёрфи оба такие. Нет, их зовут прислужниками. Фоморы используют их тут и там. И вживляют им разные штуки. Жабры, дополнительные мышцы, ультразвуковые сенсоры, глаза ночного видения…
Я даже присвистнул:
– В общем, развлечения на любой вкус?
Она кивнула:
– Все эти странности превращаются в студень, стоит им умереть. Полиция называет их нестойкими.
Я тоже кивнул, стараясь поддерживать ни к чему не обязывающую болтовню:
– И много их здесь умирает?
– Это же Чикаго. Здесь все время кто-то умирает. И видели бы вы, Гарри, что творят эти… эти звери. Похищают людей прямо из постелей. Хватают детей, ожидающих школьного автобуса. Мучают людей до смерти – так, ради развлечения.
Голос ее дрогнул. Не то чтобы слишком драматично. Просто едва заметно сменил тональность, и паузы между предложениями сделались чуть напряженнее.
– И ты не можешь стоять, ничего не предпринимая, – кивнул я.
– Нет, – согласилась она. – Иначе все они начнут являться тебе во снах. Ну и…
– Ну?
Молли молчала. Я не торопил. Минут пять прошло, прежде чем она закрыла глаза и собралась с духом.
– Это просто, – прошептала она. – Это не должно быть так просто.
С формальной точки зрения сердца у меня больше не было. Поэтому оно никак не могло дернуться. Или разбиться.
Но смогло ведь.
– Первый подкупал копа. Золотыми монетами. Стоял со спортивной сумкой, в которой лежала связанная девочка, и платил копу, чтобы тот смотрел в другую сторону. – Она судорожно сглотнула. – Господи, вот бы мне быть такой, как вы… Такой же сильной. Вот из вас энергия бьет, как из пожарного гидранта. А я так… водяной пистолетик. Даже не большой, а из самых маленьких. – Она открыла глаза и посмотрела на меня в упор. – Но и этого хватило. Они даже не поняли, что я стояла рядом.
– Молли, –
– Всего-то иллюзию. Простенькую. Сделала так, чтобы кошель с золотом выглядел в глазах копа как пистолет. Коп выхватил свой и застрелил его. А прислужник успел еще прожить достаточно, чтобы сломать полицейскому шею. – Она помахала в воздухе двумя пальцами. – Дуплетом. И всего лишь простенькая иллюзия.
Я поперхнулся. Хотел что-то сказать, но не смог.
Голос ее звучал все громче:
– Были и другие подобные случаи. Господи, да они сами облегчали мне задачу. Достаточно выбрать нужный момент и чуть подтолкнуть. Зеленый сигнал светофора вместо красного. Вложить нож в чью-то руку. Или надеть обручальное кольцо на палец. Или капнуть кровью на воротник. Они звери. Они сами друг друга поразрывают. Как звери.
– Молли, – мягко произнес я.
– Я начала оставлять на них обрывки лохмотьев, – продолжала она. – Поначалу это причиняло боль. Я имею в виду, прикасаться к такому… опыту. Это все еще больно. Но это мой долг. Вы же не знаете, Гарри, что вы сделали для этого города.
– О чем это ты?
– Вы даже не представляете, сколько всяких тварей носа сюда раньше не казали, потому что боялись.
– Боялись? Чего?
Она посмотрела на меня так, словно сердце ее вот-вот разорвется:
– Да вас же, Гарри. Вы могли отыскать в этом городе все что угодно, только не замечали тени, которую сами отбрасывали. – Глаза ее наполнились слезами, и она раздраженно смахнула их рукой. – Всякий раз, как вы бросали кому-то вызов, всякий раз, когда вы одерживали верх над теми, кого теоретически не могли победить, ваше имя делалось все заметнее. И вашего имени боялись. Охотились в других городах – в тех, которые не защищал сумасшедший чародей Гарри Дрезден. Боялись вас.
До меня наконец дошло.
– Леди-Оборванка…
– Иногда это я, – кивнула Молли. – Иногда Леа. Она как ребенок, дорвавшийся до игрушек, когда выпадает ее черед. Я тоже создаю себе имя. Что-то такое, чего будут бояться. Я не могу делать то, что делали вы, Гарри. – Ее покрасневшие голубые глаза вдруг вспыхнули опасным, смертоносным огнем, и она стукнула по столу кулаком, подавшись ближе ко мне. – Но одно я могу. Я могу их убивать. Могу сделать так, чтобы эти отморозки меня боялись.
Она смотрела на меня, тяжело дыша. Потом медленно обвела взглядом помещение.
Все взгляды до одного были обращены на Молли. Официантка застыла с широко раскрытыми глазами, прижав к уху мобильник.
Несколько мгновений Молли молча смотрела на них.
– Господи! – произнесла она наконец. – Да у вас, люди, все в порядке. Вы даже не заметите, если кто из них подберется к вам вплотную, чтобы вырвать из черепа все мысли до одной.
Она встала и забрала со стола свой камертон, оставив вместо него кучку мятых купюр. Потом ткнула пальцем в официантку:
– Положите телефон. А то чаевых не получите.