Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15
Шрифт:
Это оказалось тяжело, вроде попытки вздохнуть, лёжа под кучей тяжёлой одежды. Ещё это было похоже на попытку удержать в руке горсть песка — каждая частица магии, которую я собирал, пыталась от меня ускользнуть, и чем больше я пытался удержать её, тем больше этих песчинок просачивалось сквозь пальцы.
Так что я стиснул зубы, смирился с тем, что не буду жаловаться на избыток магии для работы и пытался держать её свободно и аккуратно, пока мы приближались к барже. Мы подплыли к ней первыми, и я, выбросив вперёд руку, выкрикнул:
— Forzare!
Сырая магия лей-линии распространилась
Я оглянулся через плечо и увидел Эрлкинга, наклонившегося в седле и наносящего удар мечом. Раздался шипящий звук, затем скрежет металла. Эрлкинг ударил в то место, которое я пробил своим заклинанием, а затем расширил пробоину, легко рассекая корпус корабля и оставляя за собой полосу раскалённого металла. За ним ударили следующие всадники, их оружие резало сталь как чахлую сосенку, рубя повреждённый участок корпуса и всё больше расширяя отверстие, которое я сделал.
Я услышал яростный вой, взглянул на палубу баржи и увидел там Акулью Морду, уже концентрирующего волю, чтобы обрушить её на всадников Охоты.
Он не принял в расчёт гончих.
Прежде чем он успел высвободить свою силу, в него вцепилась дюжина зверей, единой психотической собачьей волной. Учитывая, что они бежали с достаточной скоростью, чтобы получить штраф за превышение скорости в большей части штата Иллинойс, удар получился знатный. Гончие и Иной перелетали через леерное ограждение баржи и исчезли в тёмных водах озера Мичиган. Я откуда-то знал, что схватка продолжалась и там.
Эрлкинг издал ободряющий крик, который подхватили остальные всадники, в то время как хвост их колонны миновал баржу. Как только атаковал последний всадник, столб сверхъестественного зелёного огня поднялся из светящихся краев искромсанного стального корпуса, и со стоном напряжённых швов корпуса баржа начала сильно крениться набок — на правый борт, я думаю. Вода ринулась внутрь через отверстие, проделанное Дикой Охотой.
Кэррин уже завершила поворот рычащего Харлея, что позволило нам увидеть, как начала тонуть палуба. Умно. Она просчитывала всё на шаг впереди меня. Я ясно видел дюжины линий и рисунков, нарисованных на палубе баржи, как видел и свечи, ладан и маленькие тушки неподвижных жертв — в основном кроликов, кошек и собак, насколько я смог разглядеть.
Однако ритуалы, независимо от своей формы, всегда проводятся с начертанием круга, явного или невидимого — круг был нужен по крайней мере для того, чтобы сдерживать энергию, которую они накапливали с помощью принесённых жертв. Этот был начертан незримо, возможно, с помощью ладана или вроде того. Но как только вода нарушила границы круга, он сразу начал распространять сдерживаемую энергию, видимую как множество мерцающих искр, вроде статического электричества, которые плясали на поверхности воды.
И, всего на секунду, в ночи
Затем вода начала беспокоиться, разливая снизу всё тот же жуткий зелёный свет. Вода внезапно устремилась вверх, вытесняемая чем-то, движущимся под её поверхностью, а затем из глубин вырвался Акулья Морда. Его уродливый лоскутный плащ развернулся вокруг него на манер кучи похожих на щупальца отростков. Он повернул свое безглазое лицо ко мне — именно ко мне, а не к Кэррин или к Эрлкингу — и издал такой громкий яростный крик, что вода на расстоянии пятидесяти футов во всех направлениях завибрировала и заколыхалась в ритм с этим криком.
И гримаса чистой, жестокой, ослепляющей, тошнотворной боли исказила лицо озера Мичиган.
Глава 43
Внезапно я понял, что я уже не на заднем сидении Мёрфиного Харлея. Я висел в воздухе, и меня сотрясала агония.
Я открыл глаза и лихорадочно огляделся. Бесплодная, покрытая льдом почва. Холодное серое небо. Мои ноги и руки вытянуты в форме креста, и лёд насыщенного лазурного цвета приковал их, по моим ощущениям, к старому сучковатому дереву. Мышцы и связки по всему телу дрожали от напряжения. Само биение сердца было для меня мукой. Моё лицо пылало, открытое холоду такому суровому, что даже я его чувствовал.
Я попытался закричать, но не смог. Вместо крика я издал тихий булькающий стон и выкашлял кровь в морозный воздух.
— Ты знал, что это случится, — произнёс голос, и что-то в моём теле, что-то примитивное, стихийное, чему было наплевать на то, сколько она ещё будет меня мучить, отозвалось на него. — Знал, что этот день настанет. Я та, кто я есть. Как и ты.
Мэб вступила в поле моего зрения. Сил моих едва хватало на то, чтобы удерживать на ней взгляд.
— Ты видел, что случилось с последним Рыцарем, — произнесла она, неспешным шагом подступая ко мне. Я не хотел доставлять ей подобного удовольствия, но всё же не смог сдержаться, невольно издал тихий крик и предпринял безуспешную попытку пошевелиться или освободиться. Заметив это, она сверкнула глазами:
— Сила была дана тебе с определённой целью, и цель эта достигнута.
Она медленно повернула руку и продемонстрировала мне небольшой металлический шип — слишком длинный для иглы, слишком маленький для гвоздя. Она с улыбкой приблизилась ко мне, поигрывая остроконечной гравировальной иглой.
Её пальцы прошлись по моей груди и рёбрам, и я содрогнулся. Она высечет слово «слабый» по всему моему телу. Разными письменами, на сотнях языков, врезая его в мою плоть, ладони, подошвы ступней милями шрамов.
Я хотел, чтобы этому пришёл конец. Хотел, чтобы она меня убила.
Она склонилась к моему лицу.
— Сегодня, — выдохнула она, — мы начнём с зубов.
Меня окутал холод, и вода, вопреки моей воле, наполнила мой рот, просочившись сквозь потрескавшиеся губы. Ещё больше её попало через ноздри и глотку. Замерзнув, она постепенно вынудила меня раздвинуть челюсти. Мэб наклонилась ещё ближе, подняв иглу, и я уловил слабый душок окисления, когда орудие начало скрести по моим резцам.
Окисление. Запах ржавчины.