Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
— Продлить твои дни сейчас важнее, — не сразу откликнулся Альберт, сопроводив свой ответ тяжким воздыханием. — Его здоровье я смогу еще поддерживать некоторое время и собственными силами. Твое, боюсь, уже нет.
— Он отказался, — уверенно произнес кардинал, пристально следивший за лицом собеседника. — Ты не сумел уговорить его на этот шаг, но думаешь, что выйдет со мною?
— Я уповаю на твою практичность, Гвидо, — невесело улыбнулся Альберт. — Оставшегося у меня магистериума всяко хватит на поддержание сил лишь одного из вас, как бы мне ни желалось
— Камню можно найти и другое применение, — заметил итальянец. — Об этом догадываюсь даже я, а уж при твоих познаниях в алхимии…
— Можно, — неспешно кивнул expertus. — Вот только когда возникнет в том надобность? Через десять лет? Через двадцать? Через сотню? И возникнет ли вовсе, ежели сейчас Конгрегация не удержится, не устоит? Толковому алхимику ведомо, что никакое вещество не должно хранить бесконечно, но надобно расходовать разумно и в нужный момент. Мой опыт говорит мне, что нужный момент для остатка моего магистериума настает теперь.
— Oddio (О Боже (итал.)), — пробормотал Сфорца со вздохом. — Помню, как Майнц уговаривал меня не брать лишний грех на душу, а теперь дожил до дня, когда его тезка побуждает меня к ровно обратному деянию.
— Я же сей грех тебе могу и отпустить, брат мой, — заметил Альберт. — Так что же ты скажешь? Я не буду более настаивать, пусть даже сейчас ты ответишь отказом. Неволить не стану.
Сфорца ответил не сразу. Он вытянул из кипы бумаг на столе один лист, перевернул его, просмотрел, со вздохом отложил в сторону; вздохнул еще раз, поднял взгляд к собеседнику.
— Va bene (Хорошо (итал.)), — проговорил он наконец. — Приму еще один камень на свою и без того многогрешную душу. Давай свой эликсир, искуситель.
***
Пахнущая горькими травами настойка наполнила до половины два серебряных стаканчика.
— Упокой, Господи, его душу… — пробормотал Сфорца, берясь за один из них. — Наименее грешную из всех наших.
— Amen, — с тихим вздохом отозвался отец Альберт.
Несколько мгновений протекли в молчании, нарушаемом лишь тихим стуком опустевшей посуды.
— Сожалеешь, что не мог быть на погребении? — по-прежнему тихо спросил старый expertus.
Кардинал слабо пожал плечом:
— Что толку в сожалениях? Мое место в те дни было в Карлштейне. Здесь я ничего не мог бы изменить. Перед отъездом я с ним простился.
Бывший алхимик кивнул.
— Когда ушел Альберт, — проговорил он, задумчиво покручивая стаканчик в сухих пальцах, — помню, как мы решали, как будем дальше справляться втроем. Теперь нас пятеро… и вместе с тем двое.
— Хоффмайер освоится быстрее, чем думает он сам, — отмахнулся Сфорца. — Об Александере и говорить нечего. Антонио… Антонио справится, когда в том возникнет необходимость.
— Справится, — согласился Альберт. — Теперь — справится. Но станешь ли ты ныне говорить, что напрасно я убедил тебя задержаться на сем свете?
— Не стану, — с тихим вздохом отозвался кардинал, — хоть и прежнего своего мнения не переменю.
Отец Альберт понимающе кивнул и подлил еще настойки в пустые стаканы.
Маски и кинжалы
Автор: Александр Лепехин
Краткое содержание: в штутгартское отделение, где Курт оказывается проездом, попадает неожиданный арестованный
Курт повернул голову на звук, слышать который в отделении Конгрегации было как-то не слишком привычно. Тот доносился из коридора, соединявшего гостевые комнаты общежития с лестницей к рабочим officium'ам (Должность, служба (лат.) — в данном случае кабинет, рабочая комната). Будь при нем помощник, Курт отправил бы его узнать, что за неурочный шум, но Бруно как раз проходил курс приобщения мрачных потусторонних тайн под руководством отца Альберта.
Новонареченному ректору Академии требовалось знать много больше, чем простому монаху, а нового помощника знаменитому Молоту Ведьм пока не придали. Приходилось все делать самому.
Звук назойливо приближался. Любопытство победило усталость: проделавший весь путь до Штутгарта, не слезая с лошади, следователь первого ранга встал с лежанки и направился в сторону источника. Он толкнул дверь…
И чуть не врезался во Франка. Бывший однокашник нес на вытянутых руках истошно голосящий сверток, не узнать в коем спеленатого младенца не смог бы разве что отшельничающий с рождения монах. За доверенным adjutor’ом (Помощник (лат.)) местного обер-инквизитора переваливалась широкобедрая фигура в женском платье. Слово «кормилица» всплыло в памяти как-то само собой.
— Опять подбросили? — Курт успел сделать шаг в сторону. Франк, доселе имевший вид кислый и задумчивый, оживился.
— О, ты уже приехал? Ждали завтра. Мы как раз с майстером Буркхардом решили: пока Гессе нет, отпросимся у обера, сходим, разомнемся... Вот, размялись.
Он словно наконец заметил женщину, догнавшую энергичного конгрегата и теперь взиравшую на него самого с осуждением, а на сверток в его руках — умильно и с неким даже вожделением. Младенец перекочевал в пухлые и заботливые объятья кормилицы и волшебным образом затих. Курт цокнул языком.
— Заинтриговал. Ну, колись теперь давай. Я, как помнишь, проездом, но никуда не тороплюсь.
— Ага, и с шеи не слезешь, пока все не разнюхаешь, — подмигнул Франк. — Пошли к старику, пусть отбивается.
«Старик», к слову, ещё довольно нестарый Кифер Буркхард, пребывающий в том же первом ранге куда дольше самого Курта, лишь кивнул, когда тот переступил порог.
— Гессе. Рад видеть. Вы ведь в курсе, что есть легенда, будто загадочные дела волшебным образом зарождаются там, куда еще только собирается Молот Ведьм? То есть, работой вы себя обеспечиваете сами.