Арифмоман. Дилогия
Шрифт:
Но с каждым днем у Эйхгорна получалось все лучше и лучше. Он уже мог заставить воробья выделывать фигуры… ну пусть не высшего пилотажа, но хоть какого-то. Если бы птице — да и ему самому! — не требовался отдых, Эйхгорн пожалуй и вовсе бы не опускался на землю.
Пигмеи не обращали внимания на его полеты. У них каждый развлекался по своему усмотрению, и никто не возражал, пока это не мешало остальным. Ворчала разве что Зернышко — ходящая за воробьями пигмейка. Ее раздражало, что Очкарик катается на воробье просто так, безо всякого толку.
В свободное
Эйхгорн обзавелся самым большим и тяжелым. Стараясь не касаться отравленного наконечника, он день за днем повторял приемы, которыми охотно делился Шрам — старый, побитый жизнью охотник. Возрастом он ненамного уступал бабкам.
— Размахнулся — и коли, — терпеливо говорил он, взирая на отработку ударов. — Размахнулся — и вонзай. Всем телом навались на древко.
Эйхгорн послушно наваливался. Про себя при этом думал, насколько же странным делом занимается… и насколько вообще странен его нынешний образ жизни.
Семнадцать дней в итоге провел Эйхгорн среди пигмеев. Семнадцать дней, которые при его новом ускоренном метаболизме длились как полгода. А утром восемнадцатого на горизонте показалась темная, почти еще неразличимая полоса.
Алатус.
Это заставило Эйхгорна слегка ускориться. Он предполагал, что у него в запасе еще около недели, но погрешность оказалась больше допущенной. Все-таки расчеты приходилось делать, оперируя довольно приблизительными данными.
Так или иначе, вечером того же дня Эйхгорн стал собираться в путь. Он распрощался с пигмеями, поблагодарив их за гостеприимство, оседлал воробья и взял курс к гигантским бурым куполам.
Люди. Отсюда, с высоты птичьего полета, они казались нормального роста. Очень легко было забыть, что сейчас любой из них может раздавить Эйхгорна сапогом, свернуть голову просто пальцами. Крепко держась за воробьиные перья, Эйхгорн высматривал ту волшебную лавку, что доставила ему столько неприятностей.
Сверху она ничем не отличалась от большинства домов Кардегарта. Но Эйхгорн уже летал здесь вчера… да и сегодня тоже. Он давно нашел искомое — теперь осталось только направить воробья к нужной трубе.
Благо уже почти совсем стемнело…
Глава 50
Этой ночью Леблин Шторелли собирался спать особенно крепко. Он выпил на ночь бокал охлажденного вина, заел его пресным печеньицем и опустил усталую главу на подушку.
Вторая половина ложа оставалась нетронутой. Супруга еще с утра отбыла порталом в родную Мистерию, гостевать к маменьке. Мужа с собой не позвала, да тот и не напрашивался. С тещей у них отношения всегда были прохладными… смешно звучит, если знать, что мэтресс Накса Оллодере — магистр Элементурия, стихийный факультет, элемент — Лед.
Закрыв
Очень хороший доходец капнул с этой сделки.
Жаль, все не удается никому всучить складной дом. Шторелли в свое время взял его очень удачно, за бесценок, но что толку, если теперь он лежит мертвым грузом? За целый год никто так и не заинтересовался…
С этой мыслью Шторелли и заснул. Он не видел, как в камине мелькнул лучик света, а из трубы спустилась длинная шелковая нить. По ней соскользнул крохотный человечек с копьем в одной руке и динамо-фонариком в другой.
Пару секунд он стоял, с досадой оглядывая пепел, в который погрузился почти по колено, а потом спрыгнул на пол. По комнате прокатывался тягучий гулкий рокот, в котором не всякий смог бы узнать обычное похрапывание.
На кровать Эйхгорн вскарабкался с помощью кошки. Пигмеи использовали такие сплошь и рядом, делая их из обычных ниток и крохотных рыболовных крючков.
То и другое они, разумеется, «добывали» у людей.
Опытный альпинист, Эйхгорн покорял и довольно высокие пики. Эвереста в его достижениях, правда, не было, но Казбек и Пик Коммунизма присутствовали. Случалось ему и ходить под парусом — в том числе по штормовому морю. Но взбираться по спящему великану… это оказалось совершенно новым ощущением.
Одеяло, под которым возлежал Леблин Шторелли, было мягким-премягким, и Эйхгорн с трудом сохранял равновесие. Он словно шел по болоту, зыбучим пескам… или громадному матрасу.
Помогая себе копьем, лилипут добрался до головы. Почти полминуты Эйхгорн просто стоял молча и пристально изучал лицо спящего гиганта. Очень уж завораживающим оказалось зрелище.
Но мэтр Шторелли не был картиной Брюллова, так что длительного интереса вызвать не мог. Спрыгнув с одеяла, Эйхгорн двинулся вдоль щеки — и остановился возле виска.
Здесь кожа тоньше всего.
Кожа. Читая «Гулливера», Эйхгорн полагал, что тот преувеличивает, описывая жителей Бробдингнега. Но нет — пожалуй, даже преуменьшал. При таком масштабе человеческая кожа выглядела по-настоящему неприятно — грубая, шершавая, покрытая рытвинами и толстенными волосинами. Издалека — еще ничего страшного, а вот вблизи…
Примериваясь, Эйхгорн чуть коснулся копьем виска. Пожалуй, умелый копейщик-пигмей смог бы убить спящего человека даже без яда — но Эйхгорн таким навыком не обладал. Да и вообще убивать он никого не собирался — это ничем не поможет вернуться в нормальное состояние.
Или заклятие развеется, если убить того, кто его наложил? В сказках вроде было что-то такое, но сказки — источник сомнительный и противоречивый. Как с этим обстоит в реальности, Эйхгорн не знал и проверять пока не планировал.