Аристократ. Пять Грязных Искусств
Шрифт:
Сильвер сняла со стены второй полуторный меч.
— А если договор будет нарушен? Что тогда? — спросил я у неё.
— Что тогда? — Женщина задумалась, поигрывая оружием. — Тогда кое-кто сможет прибрать к рукам ресурсы Ронстада, объявив нам войну. И речь идёт не только о фабриках на основе кодо, речь об артефактах, об армии воинов-адептов, которых возможно будет взять на службу. Есть много чего… Но пока сильнейшие кланы Бриттона получают всё, что хотят, договор никто не нарушит. Мы остаёмся за стенами Ронстада и не мешаем
Я нахмурился.
— Зачем вы мне всё это говорите?..
Сильвер вдруг сделала резкий колющий выпад в мою сторону, и звон оружейной стали эхом отозвался в потолке кабинета. Я ждал от неё чего-то подобного, поэтому успел поставить блок. Сильвер отпрянула и крадущимся шагом пошла по кругу, снова готовая нападать. Я неотрывно следил за её движениями, за переменами в лице и жестах.
А она тем временем продолжала разговор:
— Ответь мне на два важных вопроса, адепт. Первое. Как ты попал в Ронстад?
— Поездом, — коротко ответил я.
Женщина сощурилась.
— Тебя не могли пропустить, на вокзале всех проверяют. А Ринги не владеют кодо. Их род благословлён на чистоту, в их семьях никогда не рождаются адепты. Ринги — единственные в своём роде.
— Если во мне есть кодо, значит, я не Ринг.
Сильвер сделала ещё пару шагов, обходя меня справа и приготовив бастард.
— Тогда откуда в тебе так много кодо? Колокол на моих воротах никогда не ошибается. А он показал, что твой индекс не меньше ста сорока пяти. Это уровень фортис, и это немногим меньше, чем у меня. При этом ты не фортис и не медион, из тебя даже инфир паршивый. Кто ты такой? Как мне понять?
— Это второй вопрос?
Глаза Сильвер наполнились яростью.
Она снова обрушила на меня меч, на этот раз последовал рубящий удар. Следом за ним ещё один. И ещё. Но я успевал ставить блоки и тут же нападал сам.
Мечом Сильвер владела неплохо, однако хуже меня.
В следующую секунду я сделал ложный выпад и тут же, развернувшись боком, выбил меч из руки Сильвер. Оружие, задребезжав, ударилось о паркет и скользнуло под стол.
Женщина замерла. Потом медленно подняла руки, давая понять, что сдаётся и бой продолжать не намерена. Перевела дыхание.
— Оставим оружие и проверим кое-что ещё, — сказала она тихо. — Согласен?
— Смотря, что вы хотите проверить.
Женщина махнула в сторону стены с портретами.
— Я называю эту галерею «Стена ненависти». Это враги Ронстада, а значит, и мои враги. Те, что с красными лентами самые рьяные военные агенты, тэны, любители казни. С зелёными лентами все три управляющих тотемными Орденами. С серыми лентами перебежчики-адепты, работающие на Лэнсом. А самое главное… вот эти, чёрные ленты. Весь род Рингов. От патриция до самых далёких родственников. От давно почивших до недавно родившихся. Весь имперский род.
Сказав последнюю фразу, она уставилась на меня, изучая реакцию и морально препарируя.
На моём лице не дрогнул ни один мускул. Я вернул меч на настенные крючки-держатели и ещё раз осмотрел портреты, не задержав взгляда ни на одном из лиц.
— Разве ты не узнаешь себя? — напирала Сильвер.
— Меня здесь нет, доктор Сильвер.
— Разве?..
Она взяла со стола колокольчик. Одного тихого звука хватило, чтобы через мгновение в дверях кабинета показался помощник.
— Бернард, — обратилась к нему Сильвер, — мне нужен твой уникальный навык.
— Конечно, доктор Сильвер, — кивнул камердинер.
Женщина обернулась на Стену ненависти, пробежалась по ней взглядом, нахмурилась. Потом указала на ряд детских портретов, висевших почти у пола. На них были изображены малыши не старше двух-трёх лет.
— Мне нужны эти четверо, — палец Сильвер переместился в левую сторону, повыше, и указал ещё на два портрета мальчиков лет шести. — И эти двое.
— На сколько? — уточнил Бернард.
Сильвер покосилась на меня.
— Первых четверых на пятнадцать. Остальным хватит десяти.
Камердинер обошёл стол и чуть сдвинул кресло. Прильнул к стене, положив ладонь на первый из четырёх портретов у пола, и прикрыл глаза. Сквозь его веки проступил белый свет. Ладонь камердинера задрожала, кожа озарилась мерцанием, осветила портрет ребёнка.
И тот начал меняться.
Уходила невинная округлость детских щёк, сменяясь юношеской худобой, волосы приобретали тёмный оттенок, густели, взгляд наполнялся серьёзностью и большей осмысленностью, появлялась горделивая имперская осанка.
Изображение на портрете… взрослело.
Через минуту с картины смотрел не двухлетний малыш, а сформировавшийся подросток лет шестнадцати. Кудрявые волосы, белёсые ресницы, большие голубые глаза…
— Не он, — поморщившись, бросила Сильвер.
Бернард переместил мерцающую ладонь на соседний портрет. Преобразование началось снова.
Я покачал головой и посмотрел на Сильвер. Она решила проверить, Ринг я или нет. Мне и самому это было немаловажно. Если тело аристократа, в котором я находился, и правда, принадлежало отпрыску Рингов, это сильно меняло дело.
Стоя рядом с Сильвер, я наблюдал за изменениями второго портрета, а в это время в голове складывал мозаику из разрозненных данных. Политическую многоходовку, где я выполнял одну из самых грязных и сволочных ролей…
Сильвер снова покосилась на меня, сличая моё лицо со вторым повзрослевшим портретом. Поморщилась — опять не похож.
Я размышлял дальше.
Если меня переместили в тело Ринга, то с какой целью? Однозначно не с той, с которой послали в Ронстад. Эта цель должна быть политически выгодной Лэнсому, а значит, самому имперскому роду.