Аристократ. Том 2. Адепт грязных искусств
Шрифт:
И в наступившей тишине мой голос прозвучал особенно громко:
– Может, вернёмся к уроку, Софи? Извините, но обсуждать Теодора Ринга при Теодоре Ринге – не лучшая идея.
– Согласна, мистер Ринг, – куда более спокойно ответила Софи. – Но прошу вас уяснить, что ваш статус и ваша популярность никак не увеличивают ваши шансы при сдаче экзамена, никак не влияют на вашу дисциплинарную ответственность и никак не делают вас значимее остальных учеников класса. Надеюсь, мы друг друга поняли, мистер Ринг?
Она отступила к доске и, как ни в чём не бывало, продолжила урок, уже не обращая
Я же давил в себе желание покинуть кабинет.
Обращение «мистер Ринг» расцарапало нервы, внутри всё ощетинилось, наотрез отказываясь принимать новое имя и новую роль. Пришлось заставить себя не реагировать на недовольство своего «Я», но, видимо, до Суда моя воля будет испытана ещё не раз.
– Итак, – сказала Софи, – мы говорили об избрании нового патриция рода и церемониале принятия общей родовой силы. И тема урока удачно вторит тому, что произойдёт в самое ближайшее время. Наверняка, вы все об этом слышали. Среди нас есть ученик, который уже на следующей неделе станет патрицием. Как только ему исполнится восемнадцать. Редко кому оказывают столь высокую честь в столь юном возрасте… правда, мистер Соло?
Софи обратилась к Питеру, и тот снова вздохнул позади меня.
– Спасибо, что вы обратили внимание на мою скромную персону, Софи, но у нас уже есть популярная личность. Оставим ему все лавры.
Я поморщился.
Посмотрите, какой вежливый сукин сын.
Значит, он скоро станет патрицием клана Соло? Да уж, его родственники с выбором явно поторопились. Мне же захотелось развернуться и пару раз приложиться кулаком к его бледной худой роже.
Но тут ко мне обратился Дарт, причем обратился так, что злость притупилась, теряя остроту.
– Слушай, Рэй… – Он подождал, пока я к нему повернусь, потом внимательно посмотрел в глаза, будто что-то там искал, и спросил: – Ты надолго сюда?
Он произнёс «Рэй» так непринуждённо, будто Теодора для него не существовало, будто ничего не случилось, не было Часа Тишины и трёх недель комы, как и газетных статей, трубящих и вопящих обо мне на каждом углу.
– Не знаю, как пойдёт, – ответил я.
Мне бы следовало поправить Дарта и напомнить ему, что разговаривает он не с Рэем Питоном, а с Теодором Рингом, но я не смог себя пересилить. Вынужденное двоедушие и без того давило на мозги (не заработать бы себе раздвоение личности за две-то недели).
Пока урок продолжался, я всё больше погружался в мрачное безучастие, пока мои мысли не оборвала тихая мелодия, зародившаяся прямо в голове, причём её кто-то напевал, только не понятно, мужским или женским голосом.
Мелодия охватила и сдавила сознание так сильно и стремительно, что породила головную боль, опалившую череп изнутри.
Сомнений не оставалось: только что кто-то использовал против меня ментальное чтение.
Однозначно.
***
В памяти всплыла короткая лекция Сильвер о ментальных чтецах и об их приёмах. Что там она говорила? Фильтрация, Чистка, Туман, Деформация…
Даже думать об этом было неприятно, не то, что испытывать на себе.
Вот
А ведь точно.
Как говорила Сильвер, в школе имелся только один такой адепт, и она обучалась в восточном крыле. Хотя, мало ли, за три недели многое могло измениться. Ещё нельзя исключать преподавателей: кто-то из них вполне мог быть ментальным чтецом. В конце концов, та же Софи, чёрный волхв, была в состоянии покопаться в моих мозгах.
Я посмотрел на Софи.
Она говорила о девушках-дебютантках, которых готовят специально для патрициев, говорила о балах и светских танцах (надеюсь, до самих танцев дело на уроке не дойдёт), говорила о свадебных традициях…
Значит, это не она.
Тогда кто?
Ментальный чтец способен воздействовать на жертву, только находясь от неё в пределах нескольких десятков метров, не дальше.
Мелодия в голове сменилась шёпотом:
– Ребекка очень мучается…
Шёпот стал громче:
– Хочешь посмотреть, как ей плохо?
Ещё громче:
– Посмотри же, жалкий адепт жалкого возмездия, посмотри, как ей плохо!
Сознание полоснул истеричный выкрик:
– Посмотри-и-и!
Меня ослепило розовыми вспышками, и я зажмурился.
Перед внутренним взором замелькали картины, жуткие картины.
Перекошенное от боли лицо Ребекки… истощённое, в синяках, тело в больничной пижаме… воспалённые покрасневшие глаза… она привязана к стулу, над ней нависает бугай в голубом халате с лысиной на затылке и наотмашь бьёт её по лицу, потом опять, но уже другой рукой, по щекам Ребекки текут слёзы, а бугай всё хлещет и хлещет.
Он орёт, хочет, чтобы она что-то рассказала ему или в чём-то призналась, но она молчит. А потом выкрикивает непонятную короткую фразу, после чего бугай начинает хохотать, затем смолкает, подходит ближе и плотоядно улыбается, тянет к Ребекке свои паршивые руки и рвёт на ней больничную пижаму… и в этот момент я вижу, отчётливо вижу синюю нашивку на вороте халата этого ублюдка, каждый штришок ниток…
«К-Д. Шеридан».
Меня окатило морозом: я ведь допускал, что сестра уже давно мертва, но эти картины… такие живые…
Слух резанул болезненный и страшный визг Ребекки, он прозвучал так отчётливо, будто она находилась в метре от меня.
– Ах ты сволочь! – Я и сам не понял, подумал это или высказал вслух, я даже не понял, когда успел вскочить и замереть, стиснув кулаки.
Класс снова затих.
– Да, мистер Ринг? – повернулась ко мне Софи и уточнила недовольным голосом: – Вы кого-то конкретно имели в виду? Или в слово «сволочь» вы вкладываете иной смысл?
Я посмотрел на её вуаль, её чёрную шляпку, оглядел её всю, но, казалось, ни черта не видел и не воспринимал. И только когда вереница картин начала постепенно освобождать мой мозг, а крик Ребекки стих, я смог перевести дыхание и выдавить: