Арка первая: "Порт Даль"
Шрифт:
Меж тем, на сцене разворачивается драма: Падпараджа обвиняет мужа в том, что всё, чем он владеет, включая эту виллу, принадлежит Мье, которая как оперная дива получала богатые дары от поклонников её таланта. Муж, ничуть этого не отрицая, напоминает, что по законам Диаэнкевала является распорядителем имущества семьи, а супруга полностью в его власти. Тем более, уличённая в измене супруга.
— Тебе плевать на то, что изменила!
И никогда её ты не любил!
Твоя
а ты теперь их подло захватил! — не сдаётся Падпараджа, взывая к совести и чести, которые у негодяя явно отсутствуют.
Катигон Алепу глумится над женщиной и требует денег за то, чтобы сказать, где именно теперь Мья, но решительная Падпараджа приставляет ему к горлу кинжал, и он сдаётся, называя монастырь, в который сослал бывшую жену.
— Моя супруга принесла обеты,
и не вернуть тебе её страстей.
Там птахи бродят, в мантии одеты,
и не пускают там мирских гостей… — издевательски поёт он на прощание, когда Падпараджа удаляется со сцены.
* * *
Действие так захватило впервые оказавшуюся в театре Завирушку, что она забыла, где находится, полностью погрузившись в драму, и совершенно не заметила, как опустошила оба стакана. Это привело её в такое непринуждённое состояние духа, что, обнаружив в ложе большого чёрного козла, девушка восприняла это совершенно как должное.
— Я вижу перед собой гостью Мастера Полчека? — осведомился козел.
— Меня зовут Завирушка, — рассмеялась та, ничуть не удивившись. Сейчас ей всё казалось смешным, даже говорящий козёл.
— Я Пан, здешний режиссёр, и нам срочно нужна ваша помощь. Мастер Полчек в курсе, — сказал тот, отводя глаза.
— Конечно, что угодно! — немедленно согласилась девушка. — У вас такая смешная бородка, вы знаете? Как у козла! Можно вас погладить?
— Пойдёмте со мной, и я, может быть, позволю. Быстрее, нам надо успеть, пока меняют декорации перед вторым актом!
Завирушку быстро вели тёмными узкими коридорами, и вскоре она полностью потеряла представление о том, где находится, но продолжала держать в руках стаканы. Туда она во время представления сплёвывала морковку, признав, что, когда та порезана крупно, это действительно гораздо удобнее, а потом по пути просто не попалось столика, на который их можно было бы поставить.
— Сюда, сюда, осторожнее, ступенька! — направляли её какие-то нечёткие тени в полумраке, и ей становилось смешно от того, что она не может на них сфокусироваться.
— Вы знаете, что двоитесь? — спросила она у теней, смеясь.
— Святые нефилимы, да она ещё и пьяная в стельку! — воскликнул кто-то шёпотом.
— Ничего, ничего, два акта продержаться,
— Сейчас откроется занавес, будет очень светло, но ты не пугайся, ты будешь под иллюзией! — инструктирует её женский голос. — Петь за тебя будет Пан, ты только шевели руками и открывай рот. Почти ничего делать не надо, а если что, я подскажу. Меня Фаль зовут.
— Я Завирушка. А почему я тебя не вижу?
— Потому что темно.
— Я раньше боялась темноты, представляешь? — признаётся девушка. — Но потом переросла. Теперь не боюсь, совсем!
— Очень за тебя рада. Помолчи пока, ладно?
— Сцена на башне, труппа! — слышится голос откуда-то снизу. — Всё, занавес, поехали!
В глаза Завирушки ударил свет магической рампы, грянули по струнам менестрели, а когда она проморгалась, то увидела, что стоит на башне монастыря, а рядом с ней…
— Падпараджа? Верховная Птаха? — шепчет девушка недоверчиво, но та не обращает на неё внимания, обращаясь мимо, в зал:
— Моя любимая, моя ты Мья Алепу!
О, как печально видеть тебя здесь!
Я за тобой прошла сюда полсвета,
чтоб принести тебе благую весть! — запела Фаль.
— Я стала Мьёй! — говорит сама себе Завирушка, не особенно удивляясь этому факту. — А значит, я люблю Падпараджу! Как удивительно!
Но вместо этого раздалось пение, которое, благодаря магии иллюзий, доносится как бы из её рта:
О Падпараджа, кровь моего сердца!
Зачем ты здесь, в обители скорбей?
В моей душе теперь закрыта дверца,
там с каждым днём становится темней…
От понимания, что она сейчас отвергает любовь всей жизни, Завирушке вдруг становится очень грустно, и на глазах выступают слёзы. Но поющий за неё голос безжалостен — он объясняет, что их связь преступна, что она не может позволить любимой загубить своё великое будущее ради любви, что готова прожить всю жизнь в монастыре, а Падпараджа должна посвятить себя величию Империи.
К концу этой арии Завирушка уже плачет в три ручья, так ей жалко себя и Падпараджу.
— Бедные мы бедные, за что же так? — приговаривает она тихо. — Неужели нельзя ничего придумать?
К счастью, решительная Падпараджа не зря к концу жизни фактически возглавляла Империю. Она не из тех, кто готов отступиться из-за какого-то там монастыря. Её ария воодушевляет и ниспровергает, сотрясает стены и потрясает устои:
– Зачем нужна Империя без счастья?