Аркадий Бухов
Шрифт:
— Извините, господин, такой же билет для входа имею, и всякие посторонние лица…
— Я вам покажу, как лезть к приличной женщине…
— Уж и приличная… — фыркал человек в панаме.
— Как же вы смеете говорить…
— Хочу и говорю.
— А если я…
Приличная женщина, по-видимому, сильно заинтересованная всем происходящим, давала возникшему спору новое толкование.
— Да вы не ссорьтесь, — миролюбиво предлагала она, — ужинать так ужинать, а то меня подруга дожидается…
Несмотря на сильно изменившиеся обстоятельства, уведенный мною в сторону Володя все еще не считал себя удовлетворенным и глухо
— Ударить бы его, этого хама в панаме… Знал бы, как приставать…
— Володя, да ведь эта девица…
— Ну, знаю, знаю, а ты все равно не приставай…
— Может быть, ему нужно сначала познакомиться с ее матушкой или войти в доверие к ее дяде…
— Я, брат, такое тебе скажу, если ты еще будешь…
* * *
Несравненно хуже поступила с Володей одна дама, которую он действительно защищал от какого-то не в меру игривого инженера. Весь ужас этого ночного инцидента для Володи был в том, что инженер, остановленный в момент одного из настойчивых подходов к даме, сразу признал свою неправоту и изъявил желание извиниться.
— Так нельзя, — немного оторопев, возразил Володя.
— Я извиняю, — со слезами в голосе сказала дама, — дайте мне только уйти…
— Виноват, сударыня, — решительно заявил Володя. — Мы все должны поехать в участок, чтобы там засвидетельствовать..
— Я не хочу ехать в участок, — робко попросила дама, — у меня… У нас… Меня муж дожидается…
Володя был неумолим.
— Этого нельзя так оставить… Если вы отказываетесь ехать, я должен сейчас крикнуть полицейского… Нужно проучить такого…
— Он же извинился, — не зная, что делать, пискнула дама. — Вот и извозчик едет…
— А этот господин, оскорбив женщину, уйдет спокойно домой? Нет, извините…
Инженер оказался довольно тактичным человеком:
— Я охотно пойду с вами, но даму вы должны отпустить, раз она сама…
— Мне нужно… У меня дома… У нас дома…
Когда на Володин призыв прибежал полицейский, первая просьба, направленная к нему, исходила от дамы, выразившей настойчивое желание уйти.
— А кто не пускает? — удивился полицейский.
— Вот этот господин, — показал на Володю инженер, — я требую, чтобы он отпустил ее…
Обрадованная дама, конечно, бросилась к извозчику, а полицейский добросовестно составил, по требованию инженера, протокол с подробным описанием Володиных требований от дамы, чтобы та ехала в участок. Делу ход дан не был, но Володя часто вспоминал об этом, причем людям, близко стоящим к неизвестной даме, вряд ли было бы приятно услышать о ней в том пристрастном освещении, в каком о ней говорил Володя.
Прошло много времени, с тех пор как мы расстались с Володей. Наверное, он не переменился, и у него теперь только другой невольный бездеятельный соучастник его наследственных привычек, такой же мученик, как и я. Я мысленно жму руку этой тихой, безответной жертве.
Заканчивая этот маленький и несвязный некролог о живом человеке, я не могу не упомянуть, что тень Володи всегда преследует меня, когда приходится видеть шумное скопление чем-то обеспокоенных людей. Если даже пять человек ищут в вечерей темноте потерянный на тротуаре серебряный рубль[4] — я все равно опасливо перехожу на другую сторону: мне неизменно кажется, что сейчас из-за угла выбежит Володя, сразу
Боязливо оглядываюсь я по сторонам даже в тех случаях. когда сам оказываюсь потерпевшим. В конце концов, неприятность от подозрения железнодорожного контролера. внимательно просматривающего ваш билет, — кратковременна и малоощутима для спокойного человека, но когда за вас вздумают заступиться с такой интенсивностью, что вам на первой же остановке приходится пропускать два очередных поезда, — это жестоко. Впрочем, у Володи есть верные сторонники. Недавно один мой знакомый с таким искренним чувством удовлетворения рассказывал, как он наказал человека, толкнувшего его в каком-то переулке, что на его предложение пойти вместе в оперетку я ответил молчаливым уходом по черной лестнице в гости к лицу, не имеющему ни телефона, ни постоянного адреса.
Многие из знающих меня охотно подтвердят этот, в сущности, неважный факт.
Искусство лжи
Человека, говорящего только одну правду, хорошо держать конторским сторожем, письмоводителем или выдать за него дочь. В других случаях жизни, особенно в простом житейском общении, это удивительно ненужные и скучные люди. Когда правдивый человек возвращается из театра домой — он подробно передает вам все содержание спектакля, начиная с того, какое количество времени проходит между первым и вторым действием, и кончая фамилией квартирной хозяйки героя; после этого вы на долгое время зачастите в кинематограф, избегая даже разговоров о театре.
Если он прочтет роман и вы попросите его рассказать о фабуле — он сделает это с такой пунктуальностью, что автор романа на продолжительное время сделается вашим личным врагом.
Его передача мягкости сегодняшней погоды, со всеми атмосферическими подробностями, заставит вас остаться дома и наглухо закрыть окна; доклад об отвратительной погоде — смело может толкнуть на длительную прогулку без зонта и шляпы…
Действительно, скрашивают жизнь только лгуны… Лгун всегда живет тем, что он вам наврет, заражая вас своей выдумкой, в которой он всегда главное действующее лицо. Если он вам рассказывает о трамвае, переехавшем старуху, которая с факирской быстротой выросла из столкнутой велосипедистом девочки, вы. главным образом, осведомляетесь не о состоянии здоровья бедной старушки или ответственности вагоновожатого, а о его. лгуна, самочувствии.
— Шел я, — экспансивно рассказывает он, — смотрю на свои ботинки и думаю: почему это у других гуталин носки под зеркало разделывает, а у меня мазь оставляет. Надо, думаю, в другом месте покупать да со специальной тряпочкой. Тут ее и раздавило.
— Кого? — удивленно спрашиваете вы. — Тряпочку?
— Какую тряпочку? — изумляется лгун. — Кто сказал: тряпочку?
— Да раздавило кого?..
— Старуху, конечно. Шла, и раздавило. Трамвай — это вам не собака. Налетел — от старухи одни перья полетели. Ноги в одну сторону, туловище в другую, голова, конечно… Вскочила старуха и кричит — задавили… Мозг разбрызган… Еле-еле ее успокоили. В больницу отвезли…