Аркадий Бухов
Шрифт:
…Как известно, в России был монархический способ правления. Многим очень не нравился этот легкий способ, но многим он нравился и даже приносил доход.
В 1905 году молчаливый и скрытный русский народ высказался по поводу династии на Дворцовой площади крылатой фразой, которую кротко повторяли и в провинции:
— Долой самодержавие!
Правительство, услышав эту фразу, стало стрелять пачками. У него вообще была старая привычка — стрелять в народ. Это был тоже способ правления, многим не нравившийся,
Для того чтобы успокоить общество и, так сказать, дружески ободрить его, были предприняты многочисленные аресты и обыски. Сначала арестовали одного, потом обыскивали других.
Если находили что-нибудь противоправительственное — вешали. Если не находили, тоже вешали. Иногда заменяли бессрочной каторгой и, не слыша горячей благодарности, искренно негодовали:
— Удивительно сухой народ. Ничем его не тронешь.
Когда большинство населения с образовательным цензом было распределено в справедливой пропорции по провинциальным тюрьмам — оставшимся на местах предложили выбирать депутатов в Думу.
Условия для выборов были предложены такие блестящие, что многие даже удивлялись, как быстро проходят в Думу бывшие становые пристава и сельские попы с землицей.
Образовалось даже особое слово: думать, то есть проводить в Госуд. Думу члена Союза русского народа.
Но как справедливо выразился поэт того времени: есть в русской природе усталая нежность, и в Думу проходили люди, головы которых очень ценились департаментом полиции. От 300 до 2000 рублей…
Тогда правительство, опять-таки из уважения и искренней любви к народу, разогнало первую Думу. Но — гони природу в дверь, она влетит в окно.
Дума засела в Выборге и выпустила воззвание, по поводу которого компетентные люди того времени сказали:
— По-видимому, очень важная бумага. Не нам судить.
Впрочем, судили они же. Кого на каторгу, кого в тюрьму. Потом была вторая Дума, что не мешало собраться впоследствии и третьей.
Впрочем, все это было до революции, при том строе, который теперь считается покойным, а о мертвых надо говорить. согласно пословице, мало и плохо.
II
Приблизительно в 1916 году, во время войны с Германией, система командования армией свелась к такому образцу.
Генералы вырабатывали план и радовались возможности сделать пакость немцам. Немецкие генералы тоже вырабатывали планы и тоже старались сделать пакость.
Но тут же сразу сказывалась разница систем. Немецкие солдаты узнавали о своих планах за полчаса до их выполнения, а русские солдаты — за пять дней.
— Ваше благородие. — недоумевали солдаты. — а нам вот немцы из окопов говорили, что у нас в пятницу наступление будет.
— А я ничего не знаю. Нужно у генерала спросить.
Генерал
— А вы откуда знаете? — удивлялся тот.
— Немцы сказали.
— Немцы? Ну, это другое дело, — вздыхал командующий, — у них источники верные.
И шел на другое заседание о срочных планах.
Русскому обществу это сильно не нравилось. Оно вообще плохо разбиралось в стратегии и без должного уважения относилось к немецкой осведомленности. Потом тогдашнему военному министру дали пенсию и ввели в придворный клуб, и общество успокоилось.
Война продолжалась. В тылу очень много смеялись, когда видели вагоны с кирпичом вместо снарядов и с «кувакой» вместо войск, на фронте смеялись меньше. В глубоком тылу — еще меньше. У русских была историческая привычка, свойственная многим из европейских народов, становиться серьезным, когда нечего есть.
Совет министров, сговорившись с придворной партией, объявил всенародную свободу голодания. Всеобщего, прямого, равного и тайного.
Это была первая из свобод, которую русский народ принял с большой неохотой, хотя скоро пришлось пользоваться ею в довольно широких размерах.
III
Кто в это время правил Россией — современники точно узнать не могут, а официальных сведений по этому поводу не существовало.
Ходили слухи, что даже был государь, но у нас нет оснований верить этим слухам, потому что, например, назначением министров заведовал тобольский конокрад Григорий Ефимович Распутин, младший знахарь тибетского далай-ламы Бадмаев и какая-то дама, очень популярная в немецком бюро военных сведений и известная в России под псевдонимом Вырубова.
Благодаря энергичной работе этих лиц был приглашен городской сумасшедший г. Протопопов занять пост министра внутренних дел.
Гос. дума очень тепло отнеслась к этому приглашению и даже перешла на «ты» с будущим министром, к которому в случае нужды обращались прямо:
— Послушай, ты, мерзавец…
Протопопов быстро организовал дело^аащиты столицы от нашествия на нее со стороны провианта. В несколько дней Петрограду не угрожал ни один кусок хлеба.
Тогда стало угрожать население.
— Удивительно меня любят, — вырвалась у Протопопова историческая фраза, — чуть услышат мою фамилию, сейчас же толпы собираются и кричат…
24 февраля эта любовь народа к своему обожаемому министру вспыхнула с удивительной силой, и улицы заполнились восхищенным народом. Каждый дом зажил особой своеобразной жизнью.
В первом этаже прятались министры, во втором и третьем совещались общественные деятели, четвертый и пятый этажи вышли на улицу с красными флагами, а в шестом появились городовые с пулеметами.